Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резко замолкаю, когда она вдруг стремительно оборачивается.
Встречаемся глазами, и жизнь обрывается. Застываем, вглядываясь друг другу в души. Вытягиваем все, что можно. И ныряем друг в друга без остатка.
– Ты все это серьезно? – шелестит Маринка. – Все, что ты сегодня сказал… Все серьезно, Дань?
Несколько задевает, что она сомневается. Но, наверное, после всего, что мы перенесли, и это нормально.
– Конечно, серьезно, Марин, – заверяю, толкаясь лбом в ее переносицу. Захватываю сладкое дыхание, прежде чем добавить: – Знаешь же, что я попусту никогда не болтаю.
– Знаю… – соглашается она. Даже кивает усердно, прочесывая мне лоб. – Но… В это так трудно поверить, Дань… Седьмое января… Белое платье… Твоя любовь… Мой ребенок – наш… – точно так же, как волнение ломает ее голос, оно перебивает и мое тело. Содрогаюсь, не в силах ни тормознуть, ни скрыть это движение. – Наш же? Я правильно поняла? Я все правильно поняла, Дань? Скажи, пожалуйста!
Нуждается, чтобы я это озвучил. Буквально умоляет об этом.
– Знаешь, какой из Богов сейчас ликует внутри меня? – откликаюсь я.
– Какой?
– Бог тщеславия, Марин… – первую часть выговариваю с трудом. После же, напротив, словно срываюсь. Остановиться не могу, частым хрипом долблю: – Знаешь, из-за чего он сегодня весь день куражится?
– Из-за чего, Дань?.. – протягивает едва слышно.
– Из-за того, что ты от меня беременная, Марин.
Это… Это охренеть какое заявление!
Толкаю его, на долгое мгновение задыхаюсь и вдруг начинаю смеяться от того самого счастья, что глушил на берегу.
Чарушина же… Она то порывается смеяться со мной, то всхлипывает, то пытается что-то говорить. При этом пару раз стукает меня кулаком в плечо. Туда же целует, размазывая по коже горячие слезы. Обвивает руками. Обнимает так, что у меня сердце раздувается и начинает трещать по швам.
– Ты, Марин! Маринка!!! Ты беременная! – топлю на максималках после очередного вздоха. – Ты! От меня! Я внутри тебя! Я создал там человека!
– Не только ты, Дань! Я тоже!
– Я, Марин! Это все я! И это, черт возьми, космос!
– Дань…
– Марин! – окликаю, она вздрагивает. Замолкает, пока отстраняюсь, чтобы посмотреть в глаза. – Я, блядь… – пока давлюсь чувствами, неосознанно стискиваю пальцами ее подбородок. – Я, блядь, так сильно тебя люблю… Ты себе даже не представляешь… Даже не представляешь, Марин!
– Данечка…
Договорить ей не даю. Мне кажется, что у меня ни минуты жизни не осталось. И все, что я хочу успеть сделать – поцеловать ее.
Сталкиваемся ртами. И каждый нейрон, превращаясь в жгучий импульс, направляется туда, где происходит это слияние. Площадь поражения минимальная, а все нервные окончания там собираются. Естественно, нас шарахает разрядами. И сходу между ртами пожар начинается. По остальным участкам кожи громадными мурашками разлетается дрожь.
Взрыв. Волны по всему телу.
Все исчезает. Глобальная пауза. И все же в один миг возрождается. С бешеной силой принимаясь работать, каждый процесс по отдельности убивает. А уж вместе – посекундно мы умираем и воскресаем.
Напитавшись жарким влажным вкусом, напираю, пока не заваливаю свою Чарушину на спину.
– Ты такая сладкая, – шепчу, жадно облизывая ее губы. – Хочу тебя… Хочу в тебя… Хочу, Марин… Я тебя одну, Марин!
– Даня…
– Тебе можно? Скажи, кисуль, тебе можно? – задыхаюсь, но не требую, как обычно. Другие интонации выдаю, потому что и чувствую совсем не то, что всегда. Это не одуряющая похоть. Это… – Это нежность… – задвигаю вслух. – Бог нежности с тобой… Клянусь, я буду нежным, Марин… Очень нежно тебя выебу… То есть… Сегодня я буду тебя любить, Марин… Хочешь? Закрепляем?
– Хочу, Дань… Очень хочу!
Никакой спешки. Никаких рывков. Никакой грубости.
Раздеваю ее медленно. Ласкаю каждый сантиметр тела, от губ до дрожащих колен добираюсь. Соски ее насасываю, пока не распухают и не смягчаются. Красные, крупные, похотливо торчащие – так и манят сорваться на привычную дикость. Но я сдерживаюсь, несмотря на бурлящий внутри меня голод. Неторопливо нализываю ее тело дальше.
– Обожаю твой вкус, Марин… Обожаю твой запах… Обожаю тебя…
Я действительно мог бы ласкать ее бесконечно. Просто касаться, целовать и катать по языку секретный код ее кожи.
Пусть живот у нее ровно такой же плоский, как и всегда, я чувствую, что он тверже обычного. И меня опять-таки этот факт неестественно восхищает.
Добираясь до татухи в паху, где сплелись в единое целое змея и дракон, притормаживаю. Лопатки сводит, когда по спине огненная волна дрожи проносится. Неосознанно вскидываю голову. Сталкиваемся с Маринкой взглядами, и атмосфера вокруг нас еще сильнее сгущается. Становится тяжелой и трескучей.
– Кобра моя… Ядовитая… Брюхатая моя…
– Даня… – пытается возмутиться, но быстро сдается.
– Я хочу ебать тебя бесконечно, Марин… – подаю на самых низких шипящих частотах. – Блядь, я буду это делать бесконечно! Но я буду осторожен. Обещаю, Марин!
Только она приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, лезу в него пальцами. Скольжу по влажному языку до самого горла, пока она не сжимает губы и не начинает сосать.
Блядь… Это чертово испытание для моей выдержки. Стояк дергается и идет мелкой пульсацией, когда представляю, что Маринка его заглатывает и облизывает. Если бы мог, то и застонал бы, сука, самолично.
– О, да, блядь… Хочешь мой член, Марин?
– Да…
– Позже, хорошо? Сделаешь? Пососешь? – выпрашиваю, как ребенок конфету.
Сам не замечаю, насколько растет моя одержимость. Я хочу от нее все и сразу. По многу раз. Непрерывно.
– Конечно, Дань… Пососу…
Приглушенный стон, сжатые зубы, и я выдергиваю пальцы из ее рта. Маринка, сопротивляясь, издает громкий чмокающий звук. Я вздрагиваю и смотрю на растягивающуюся нитями слюну. Вздыхаю и, быстро просовывая между этими пальцами язык, слизываю всю влагу, что у нее
