– А какого хрена ты меня тут бросил?! – отбиваю я.

Бушующее рядом пламя отбрасывает на нас красный свет. И мы будто тоже горим. Я так точно! Пылает моя душа, моя жизнь, мой мир!

– Я, блядь, не бросал тебя, – надрывает нутро, словно мои обвинения ранят. – Сказал, что вернусь!

– Сказал, Дань! – подтверждаю, не приглушая эмоций. Напротив, чувствую, как они разрастаются. – Сказал и ушел! И два дня прошло! Два, Дань!!! – трясу перед его лицом пальцами. – Ты не понимаешь, что мне тупо страшно одной?!

Его это отнюдь не пронимает, вижу.

– Чего бояться, Марин? На острове, кроме нас, никого!

– И все?! Все так просто для тебя, Дань? – искренне удивляюсь его непониманию ситуации. – Мой папа никогда бы не оставил маму одну в доме! – осознаю, что звучит как упрек, и сравнение не в лучшую сторону, но сдержаться не получается. – Помнишь, как тебя звали к нам ночевать, когда в доме оставались только я и сестры? Втроем! Нам было страшно без мужчины. А ты оставляешь меня здесь совсем одну! Одну, Дань! И неважно, что людей, кроме нас, нет!

Сначала кажется, что в Даниных глазах что-то мелькает – какое-то прозрение… Но на последних фразах он прищуривается, и я снова натыкаюсь на пылающую стену.

– Марин, у тебя все в порядке с головой? Ты ведь сама меня выгнала! И вообще хотела, чтобы я улетел!

– Да когда это было, Дань?! Пф-ф, вспомнил! Позавчера я просила тебя остаться, но ты ушел! Вчера просила – ты снова ушел!

– Да ты, блядь, взрываешь мне мозг, Марин!!!

– А ты мне нет, что ли?

– А я ебу, что ли? Чаще всего ты говоришь, что тебе просто на меня насрать!

– Ты же не веришь мне!

– Не верю, конечно! Но я еще помню, из-за чего ты меня выгнала. Проблема как бы не решена. И мне надо все это упорядочить, прежде чем я снова лягу с тобой в постель.

И снова «проблема»!

Ступор. Обида. Боль.

– Ты – идиот, Дань! Ты, блядь, просто идиот!!!

Слезы подступают, как всегда, не вовремя. Чтобы не позволить им пролиться при Шатохине, ухожу.

Только вот он… Нагоняет и, дергая меня за локоть, разворачивает обратно.

– Подожди сейчас, Марин… Скажи мне, ты подожгла беседку лишь для того, чтобы я пришел?

– Нет! – выкрикиваю я, пряча настоящие чувства. – Мне просто стало скучно! Решила поддать жару!

– Я тебе, блядь, сейчас такую жару устрою… Перья опалишь, поджигатель, – цедит сквозь зубы, играя желваками.

– Да, блин, попробуй! Давай!

Толкаю его, он ловит обратно. Песок взбивается и летит вверх от нашей возни.

– Чего так мелочно, Марин?! Почему ты не подожгла сразу дом? А?

– Ты там, кажется, где-то был сильно занят...

– Медитировал, блядь!

– Отлично, Дань! Вали дальше! У тебя – йога, у меня – фаер-шоу!

– Какая, на хрен, йога? Йога – это ебаная гимнастика. Притянуть ее к медитациям тяжелее, чем анал к высоким чувствам!

– Мне вообще пофиг! Ясно тебе, Дань?! В жопу твои медитации! В жопу твой анал! В жопу твои чувства! Лекции я не заказывала! Тоже мне коуч!

– Гуру, Марин. Я – гуру, – заявляет на полном серьезе. И якобы устало вздыхает. – Вот опять ты сводишь все к тому, что мне придется тебя выебать!

Тут я, естественно, захлебываюсь от возмущения.

– По-ше-е-ел ты!

Как же мне хочется уйти! Но что я ни делаю, Шатохин не позволяет.

– Стой! Стой, блядь! – удерживает, еще крепче впиваясь пальцами в плечи.

– У тебя там вроде Бог робости на вахте? – припоминаю, не в силах тормознуть. Не хотела задевать за живое, но он меня так растрепал, что я просто вылетаю из собственной оболочки. – Это он, блин, такой охреневший мудак? Передай, что застенчивые люди так себя не ведут!

Даня… Он вдруг смеется и горланит на весь пляж:

– Я выебу тебя робко, Марин! Очень робко!

Понимаю, что мы одни. Но все равно смущаюсь.

И злюсь, конечно.

– Я тебя сейчас сама…

– Отлично! Отлично, Марин! – восклицает одобрительно. – Сейчас только, подожди. У меня все-таки пересменка.

– Можешь не тасовать своих чертей, Шатохин! Толку, если все они заточены на секс?!

– А тебе это типа не нравится, Марин!

– Типа нет, Дань!

– Угу… Вот именно, что «типа». Ключевое слово!

Ключевое, или нет, мы этими словами будто бьемся. Я пытаюсь достучаться, выразить свои чувства, но Даня… Он меня не слышит!

– Ты пьян, что ли?

– Разве что тобой.

– Проспись.

– Не помогает.

– Ну и… Твои проблемы, Дань! Я обиделась! – потеряв терпение, заявляю уже прямо. – И я от тебя ухожу!

– Стой, Марин… Какой ухожу?! На что именно ты обиделась?

– Нет, ну ты дурак, что ли?!

Нет, правда! Сколько можно меня мучить?

– Скажи, Марин!

– Я уже все сказала, Дань! Слушать надо!

– Да ты, блядь, надо мной издеваешься! – рявкает снова на максималках.

– Это ты, блядь, надо мной издеваешься! – вторю ему я.

– Марина… – звучит предупреждающе. – Давай поговорим на спокойных тонах. Иначе я тебя тут завалю.

О, он уже не просто рекламную кампанию разворачивает, а готовится к основному действу спектакля.

– А вот и не завалишь, Дань!

– Уверена?! То есть, горящая беседка – это не ведьминский транспарант «Давай поебемся, Дань! Ты лучше всех!»?

Я только с шумом сцеживаю воздух. Почти рычу от бешенства.

– Это транспарант: «Я соскучилась, Дань! Но ты – козел!»

Шатохин застывает. Переваривает.

Потом медленно переводит дыхание.

– Понял. Принял, – выдает разительно тихо. И не скрывая печали, так же приглушенно спрашивает: – Значит, секса не будет?

Вздыхаю и я, успокаиваясь.

– У меня живот болит, ясно?

Не вру. В самом деле неважно себя чувствую. Мало того, что спала ужасно, наработалась, еще и эти нервы. Лиза бы советовала мне выпить но-шпу и отдохнуть. Так я и сделаю, как только удастся удрать в хижину.

– И что это значит? Почему он у тебя болит?

Цепенею от потрясения, когда улавливаю в Даниных глазах беспокойство.

Он только обо мне волнуется? Или о ребенке тоже? Знать бы… Боже!

– Ничего страшного. Просто отдохнуть нужно, – шепчу я не без