Прежде всего Леня тщательно задернул шторы в гостиной. Онибыли неплотные, так что свет он включать не решился, провел фонариком постенам, сплошь завешанным картинами. Были тут пейзажи, натюрморты… Из углавдруг глянули на Маркиза чьи-то глаза. Он вздрогнул и подошел ближе. Междустеной и сервантом едва поместился большой портрет лысого старика. Глаза егоглядели на Леню грозно и осуждающе.

— Ладно, ладно, — тихонько проговорил Леня, глядяна старика, — тебя мне и даром не надо…

И тут же пожалел о сказанном, поскольку ему показалось, чтостарик еще сильнее насупил брови.

Вторая комната была спальней старухи. Белела неубраннаякровать, на столике стояли какие-то склянки, баночки, стакан, вода в котором неуспела еще испариться.

«Хоть бы прибралась в теткиной квартире! — разозлившисьна Веру Зайценогову, подумал Маркиз. — Пыль вытерла, постель свернула,комнату проветрила… Не по-людски как-то…»

Впрочем, в этой истории все было не по-людски. Умершаястаруха никого больше не интересовала. Да и при жизни-то она интересовала своихродственников только постольку, поскольку являлась владелицей необычайнодорогой картины. Возможно, она сама это заслужила, кто знает? Во всяком случае,бабуля была не промах — никому не доверяла, считала, что обманет любой, темболее — родственники.

Как выяснилось, она была права. Но где она могла прятатькартину? Если заниматься повальным обыском квартиры, то, во-первых, это займетслишком много времени, которого у Лени не было, а во-вторых, соседка можетуслышать, как он тут двигает шкафы и роняет стулья. У Лени создалосьвпечатление, что соседка не из тех женщин, которые могут объяснить шум внеобитаемой квартире незапланированным появлением покойницы-хозяйки — дескать,не по правилам ее похоронили или забыла что-то на этом свете, вот и явилась.Нет, соседка — женщина вполне здравомыслящая, так что она мигом сообразит, чтов квартире кто-то посторонний, и запросто может вызвать милицию. И его, ЛенюМаркиза, возьмут тепленького, как обычного квартирного вора! Стыд какой!

Леня осторожно вышагивал по гостиной, стараясь не скрипетьполовицами. Паркет был старый, возможно, она устроила тайник под полом? Леняподумал еще немножко и решил, что это вряд ли. Старуха была слабосильная, сталобыть, для такой работы нужно было ей нанимать кого-то, а она, как ужеговорилось, была женщиной осторожной и вряд ли стала бы доверять тайнумалознакомому человеку.

А знакомому — тем более, понял Леня.

Неожиданно раздался оглушительный гром.

Леня замер на месте, на лбу у него выступили капли холодногопота.

Что это случилось? Кто-то вломился в квартиру и собираетсяпредъявить свои права на пропавшую картину?

Гром повторился, и Леня понял, что это всего лишь пробилиогромные напольные часы с месячным заводом…

Маркиз тихо засмеялся над собственным испугом и подумал окапризах судьбы: хозяйка уже умерла и даже похоронена, а заведенные ею часы всееще бьют, отсчитывая время…

Леня еще раз огляделся. Одну сторону комнаты занималамебельная стенка — шкаф, сервант, секретер. Такие полированные стенки былимодны лет сорок назад, надо полагать, тогда она и была куплена. Другую сторонузанимал массивный комод, а на нем старинные бронзовые часы, которые, в отличиеот напольных, не ходили. Над часами висели картины — пейзажи и небольшиенатюрморты, дальше была дверь, вдоль следующей стены стоял большой продавленныйдиван, покрытый выцветшим покрывалом, рядом — столик, на нем — старомодныйтелефонный аппарат.

Маркиз подошел поближе и сел на диван, ближе к столику.Сразу стало ясно, что это было любимое место хозяйки — старые диванные пружиныотозвались глухо и печально. Столик рядом, только руку протяни, на него можнопоставить чашку чаю, очки положить, лекарство… Телефон опять же рядом, вставатьне нужно… Именно с этого места удобнее всего было смотреть телевизор. Он стоялкак раз напротив — хороший, с большим экраном, фирмы «Сони», довольно новый.Так-так. Леня поудобнее откинулся на диване. Значит, старуха проводила тутмного времени, сидела себе, чаек попивала, сериалы посматривала, по телефону сприятельницами разговаривала, над родственниками посмеивалась… Очень удобно —все под рукой, все перед глазами…

Маркиз еще раз очень внимательно посмотрел напротивоположную стену комнаты. Там, как и везде, висели картины — темноволосаяженская головка, освещенная солнцем, называется небось «Южный полдень», гаваньв Сорренто, кто же из художников, попадающих в Италию, не рисовал этуживописную гавань… В свое время, проводя довольно много времени с ВалериейСергеевной — музейной дамой, тогда еще только кандидатом наук, — Маркизмногого у нее нахватался. Еще букет роз — о, это уже что-то ближе к импрессионистам,розы яркие, пухлые ?? нахальные…

А посредине висела икона. Николай Чудотворец. Даже Маркизсразу же понял, что икона дешевенькая, уж слишком примитивно и грубо былнамалеван лик угодника, слишком пустыми глазами смотрел он на Леню…

?Маркиз почувствовал покалывание в корнях волос, он боялсяобрадоваться раньше времени, но это покалывание говорило ему, что он на верномпути. Он встал и маленькими крадущимися шагами подошел к иконе. Размер вполнеподходящий, двадцать на тридцать, примерно конечно, на глазок. Леня снялперчатки и осторожно прикоснулся к иконе. Ничего не случилось, тогда он снял ееи поднес к настольной лампе, которая стояла на комоде.

Лампа работала, и при свете Маркиз увидел, что икона — вовседаже не икона. То есть это была обычная дешевенькая бумажная иконка, которыепродаются в ларьках при церкви. Кто-то наклеил ее на доску и повесил на стенку.То есть понятно кто — старуха Анна Ермолаевна, хозяйка квартиры. Леня былуверен, что в здравой памяти она ни за что бы этого не сделала, уж слишкомдешево выглядела иконка.

Оттягивать дальше было нельзя. Вспомнив о разделочной доске,положенной в сейф банка, Леня вздрогнул. Старуха — та еще бестия. Он глубоковдохнул и перевернул доску.

Обратная сторона доски была довольно темной — чувствовалось,что на ней оставило свой след беспощадное время. Но сквозь эту тьму явственнопроглядывали нежные черты прекрасного девичьего лица.

Леня поднес доску ближе к свету и ахнул.

В ярком свете настольной лампы на него смотрело лицо юнойМадонны, юной итальянки четырнадцатого века, которая вот уже семьсот лет соспокойной нежностью любовалась на своего младенца, понимая, какие страдания икакое величие выпадут на его долю…

На следующий день Маркиз поднялся очень рано в том своемприподнятом настроении, которое он очень любил. В такие дни ему всегда всеудавалось, все происходило по задуманному плану, не встречалось на пути никакихдосадных препятствий, в такие дни он с самого начала знал, что выйдетпобедителем.

Несмотря на то что Леня мало спал прошлой ночью, он был свежи бодр. Сердце билось ровно, исправно перегоняя кровь по телу, все органычувств обострились.