— Все в порядке, — самодовольно ответил еекомпаньон. — Как и должно было быть. Ты же знаешь, что у меня в работе небывает неудач… — Тут он наткнулся на насмешливый Лолин взгляд. — Ну почтине бывает…

В прихожую выскочили звери и не узнали Леню. Кот шарахнулсяот незнакомого темнокожего мужчины, выгнул спину горбом, поднял шерсть на спинеи зашипел. Пу И негодующе залаял. И только влетевший после всех попугайрадостно заорал:

— Афр-рика! Р-родная Афр-рика!

— Ну, показывай скорее! — суетилась Лола.

— Подожди! — недовольно отмахнулся Маркиз. —Нужно снять грим, а то все лицо стянуло…

— И звери не узнают, — подсказала Лола.

— Вот именно, — Леня обиделся на кота. Попугайвредничает, Пу И — глупышка, что с него возьмешь, но Аскольд просто обязан былузнать хозяина.

Леня переоделся, снял парик и вынул контактные линзы,которые превращали его серые глаза в темные. Лола тщательно стирала грим слица, Леня с готовностью отдался ее заботам. После удачно проведенной операциион чувствовал огромный душевный подъем и законную гордость. Хотелось сказатьсамому себе, как Пушкин: «Ай, да Леня Маркиз, ай, да сукин сын!..» К тому же ониспытывал вполне понятный душевный трепет перед картиной, он помнил, с какимпридыханием его знакомая из Эрмитажа говорила о ней. Леня закрыл глаза ирасслабился, пока Лола заканчивала свою работу. Воспоминания о близкой знакомойнаправили его мысли в сторону от картины. Он ощущал на лице ласковые Лолиныруки, она наклонялась над ним, пахло от нее чем-то приятным. И Леня подумалвдруг, что Лолка красивее всех его знакомых женщин. И уж во всяком случае емуникогда с ней не скучно. И никогда не надоест с ней разговаривать. И голос унее такой приятный, мелодичный… И руки такие ласковые…

— Чучело! — неожиданно заорала Лола у него надухом резким пронзительным голосом. — Ты долго будешь меня мучить? Разлегсятут, как свинья, картину не дает посмотреть!

Она шлепнула его по шее, и Леня мигом продрал глаза.

— Потише ты! Обязательно нужно скандалить, да? Никак неможешь по-хорошему?

— Ну, Ленечка, — тут же заныла Лола, — нупожалуйста! Очень хочется посмотреть…

— Да я же не против, — рассмеялся Леня, давайпосмотрим. Мне самому интересно, что это за Симоне Мартини.

Он достал из портфеля небольшой плоский предмет в простойжелто-коричневой оберточной бумаге. Пакет был перевязан бечевкой и скрепленсургучной печатью, как на почте. Собственно, пакет и выглядел, как почтоваябандероль, только не было адреса и не указывался точный вес посылки.

Леня разрезал бечевку ножом и соскоблил печать. На негонапало вдруг ужасное волнение, он беспрерывно говорил:

— Понимаешь, девочка, эта картина — она особенная. Мнеговорили, что на ней изображена Мадонна — совсем юная, такая задумчивая испокойная, она так смотрит на своего младенца… Только Мартини умеет такнеповторимо передать эту спокойную нежность взгляда!

Лола прекрасно поняла, откуда ветер дует, то есть откудаЛенька нахватался таких слов, ясно от кого — от какой-то там образованнойэрмитажной швабры. Но об этом они с компаньоном потом поговорят, а сейчасужасно хочется взглянуть на картину. Она отошла в сторону и села на диван,решив не мешать Маркизу, — все же это был его проект, его идея. Она отговаривалаЛеню, мотивируя свои опасения сложностью ситуации. И как оказалось, была неправа. Леня Маркиз — мошенник экстра-класса, виртуоз своего дела, как обычно,оказался на высоте. Он умница, Лола ужасно довольна, что у нее такой компаньон.

— Сиенская школа! — вещал Маркиз и развернулнаконец плотную упаковочную бумагу.

Лола, с интересом за ним наблюдавшая, не сразу заметиламетаморфозу, случившуюся с его лицом. Сначала Маркиз встал на месте сразведенными руками, потом глаза его выкатились из орбит, а рот сам собойраскрылся, после чего оживленная улыбка сползла с его лица, и оно приняложалкое растерянное выражение. Губы его задрожали, как у ребенка, которомувместо настоящей шоколадной конфеты подсунули свернутый фантик. Умирая отлюбопытства Лола подкралась к Маркизу и заглянула через плечо. В руках у негобыла какая-то гладкая деревяшка. Леня разжал руки, и деревяшка со стуком упалана стол. Она была гладкой, простого дерева, размером примерно двадцать натридцать. Ощутив что-то знакомое, Лола взяла дощечку в руки и перевернула. Натой стороне была картинка — полосатый кот в кокетливом передничке с рюшечкамизакатывает в банку живую мышь. Мышь послушно сидела в банке, но выгляделагрустной, кот же казался очень хозяйственным.

Глядя на картинку, Лола наконец поняла, что в руках у неебыла обычная разделочная доска. Она аккуратно положила ее на стол и отошлаподальше от Маркиза, по-прежнему стоявшего столбом.

— Симоне Мартини? — спросила Лола сдавленнымголосом. — Сиенская школа? Мадонна с нежным взглядом?

В этом месте она не выдержала и рухнула на диван, сотрясаясьот хохота.

— Ой, — визжала она, — ой, не могу!Мадонна.., ой!

Приступы хохота сотрясали ее, от смеха она не могла дышать,слезы текли ручьем. Маркиз, как бы не веря себе, поднес доску к глазам, потомпомотал головой, как будто отмахиваясь от надоедливой мухи. Это еще большеподстегнуло. Лолу. Она снова зашлась в приступе неудержимого хохота. Попугай,привлеченный странными звуками, вспорхнул в воздух и делал теперь круги надстолом, как самолет, которому не дают посадки. Пу И под шумок в восторгераздирал под столом оберточную бумагу. Кот Аскольд спокойно сидел в кресле, ноглаза его наблюдали за происходящим с неподдельным интересом.

Лола сползла с дивана на пол, потому что не в силах быладаже сидеть.

— О, — стонала она, — о! Не могу больше, немогу.., мне плохо… О-о!

— Да хватит тебе! — закричал наконец пришедший всебя Леня. — Что ты орешь при раскрытых окнах? Подумают, что мы сексомсреди бела дня занимаемся!

— Пусть думают что хотят! — Лола едваотдышалась. — Мне наплевать! Симоне Мартини… Ох!

Отсмеявшись, наконец, Лола встала с пола и уселась на диван.

Дойти до ванной, чтобы умыться, она была не в состоянии.

— Ай да Вера! — начала она, улыбаясь. —Ай даЗайценогова! Провела тебя, Ленечка, как последнего лоха!

Леня еще раз взял в руки доску, поглядел на нее, повертел вруках, хмыкнул при виде кота в передничке и положил доску на стол.

— Это не Вера, — сказал он, глядя на Лолу очень светлымиглазами. — Она этого сделать не могла. У нее просто не было такойвозможности. Меня провела бабуля, Анна Ермолаевна Лопатина. Как меня, так ивсех. Нотариуса Селиверстова, Артура из антикварного магазина, своегоплемянника Лешеньку, его супругу, Штабеля с его братками.., и Веру.

Старуха провела всех. Это она положила в банковскую ячейкувместо картины Симоне Мартини разделочную доску с этим симпатичным котиком.Аскольд, тебе нравится? А я еще удивлялся, зачем она пакет так запаковала,печать прилепила…