— Анжела тоже устала, — неожиданно произнес Данте. — Было бы лучше, если б завтра она не прислуживала гостям, а посидела на свадьбе как гостья.

Сандра внимательно посмотрела на сына.

— Ты знаешь, что это невозможно. Нам придется подавать много блюд и часто убирать со стола. Будет дорога каждая пара рук.

— Ты намерена оставить ее здесь после свадьбы Бьянки?

— Почему нет?

Данте пожал плечами.

— Я думал, вдруг ты посчитаешь, что тебе больше не нужна помощница.

— У меня не так много сил, как в молодости, — Сандра грустно улыбнулась, — потому, если Леон решит, что мы по-прежнему можем держать служанку, я не стану отказываться.

— Ты смотришь на Анжелу как на служанку?

— Скорее, на помощницу, как ты сказал. Она мне нравится. Работящая, разумная, скромная. Жаль, что ей придется вдоветь до самой смерти.

Данте затаил дыхание.

— Неужели она больше не сможет вступить в брак?

— В ее положении это нелегко. Наши женщины редко выходят замуж после того, как потеряют мужа. А тебе нравится какая-нибудь девушка, Данте?

Он немного помедлил, потом сказал:

— У меня не было времени задумываться об этом.

Сандра улыбнулась и ласково провела рукой по щеке сына, и он улыбнулся. Иногда Данте думал о том, что у них с матерью куда больше общего, чем кажется. Сейчас он чувствовал, что ей тоже не понравился жених Бьянки. Этот Винсенте Маркато смотрел на его сестру так, как кот смотрит на мышь или торговец скотом — на породистую кобылу. Однако Бьянка выглядела счастливой, и Данте оставалось надеяться, что ее надежды не развеются вскоре после свадьбы.

В день венчания погода радовала глаз. По яркому голубому небу разметались легкие облака. Море мерцало как огромная серебряная чаша, горы были покрыты молодой зеленью, кудрявой и мягкой, как волосы младенца. Ветер был сильным, но теплым. Его звук и шум бьющих о берег волн создавали неповторимую мелодию, столь дорогую сердцу каждого корсиканца.

Украшенный шелковыми лентами, миртовыми ветвями и медными колокольчиками свадебный поезд был огромен. На одной повозке везли одежду и белье невесты, на другой — кухонную утварь, на третьей — мебель и ткацкий станок. Это был своеобразный показ приданого и демонстрация умений невесты. Кортеж двигался под аккомпанемент музыкальных инструментов и ружейные выстрелы.

Слегка насупленная, разодетая в пух и прах Бьянка ехала впереди кортежа верхом на покрытом роскошным покрывалом коне. Утром девушка едва не повздорила с родителями, которые все-таки не позволили ей венчаться в городском наряде.

Посмотреть на то, как дочь самого уважаемого человека в Лонтано будет сочетаться браком с богатым торговцем из Аяччо, явилась едва ли не вся деревня. В церкви было не протолкнуться, народ стоял вдоль дороги и висел на изгородях.

В какой-то миг взгляд Леона Гальяни выхватил из людской массы лицо Беатрис Санто. Женщина выглядела оборванной и исхудавшей, однако Леон не заметил в ее взоре признаков безумия или гнева. Она неподвижно стояла и со скорбным спокойствием смотрела на свадебный поезд: несчастная корсиканка, потерявшая обоих детей.

Леон втайне надеялся, что старший сын вернется домой, и был готов его принять, пусть даже и с Орнеллой Санто в качестве законной жены. О Джулио отец думал с другим чувством. Леон предвидел, что Джулио выйдет сухим из любой переделки, тогда как в Дино таилась некая незащищенность, он был слишком порядочным, гордым и честным.

Свадебный пир был великолепен: копченые и сырокопченые окорока, сардельки, ливерные и кровяные колбасы, сыры нескольких сортов, пироги с различными начинками, жареная дичь и неизменные печеные каштаны. Вино трех, пяти и даже десятилетней выдержки лилось рекой.

Анжела Боллаи в неизменном черном платье сновала от столов на кухню и обратно. Ее дети, семилетняя Мирелла и пятилетний Паоло, которых женщина впервые привела в дом Гальяни, сидели среди гостей. Сандра нашла, что они хорошо воспитаны: и девочка, и мальчик не болтали, ели медленно, аккуратно и со сдержанным любопытством разглядывали жениха и невесту.

Данте не удавалось встретиться с глазами Анжелы — женщина упорно отводила взгляд, и юноша с тоской думал, что она все еще сердится на него. Когда Анжела обращалась к своим детям, ее лицо преображалось, становилось на редкость одухотворенным и светлым, и Данте терзался тем, что, возможно, в эти минуты она вспоминает мужчину, который был их отцом.

Ближе к полуночи гости начали расходиться. Женщины отвели молодую в спальню, где раздвинули занавески кровати и велели Бьянке сесть на покрытую нарядным одеялом перину. Мастер славно потрудился над сооружением брачного ложа: оно было украшено рядами балясин, а верхняя рама сплошь покрыта ажурной резьбой.

Когда в спальню вошел муж, Бьянка невольно привстала и замерла перед ним, пылая румянцем.

Винсенте снял шейный платок, который по новой моде носил вместо галстука, сюртук, сорочку, высокие сапоги и остался в одних панталонах.

— Не надо, — прошептала Бьянка, когда он протянул к ней жадные руки. Она вдруг поняла, что перед ней стоит совершенно чужой, незнакомый человек, который тем не менее имеет право сделать с ней все, что захочет.

— Тебе должно быть известно, дорогая, — развязно произнес муж, — что в эту ночь я обязан сделать тебя женщиной. Утром придется показать твоим докучливым односельчанам простыни.

Бьянка знала это. Свадебные гости в Лонтано вели себя сравнительно скромно и не изводили молодых пошлыми шутками, однако обычай демонстрировать жителям деревни доказательства невинности невесты соблюдался неукоснительно.

Ее губы предательски задрожали.

— Как это глупо! Какое им до этого дело!

— Согласен. Девственница ты или нет, должно волновать только меня.

Взяв волю в кулак, Бьянка позволила Винсенте снять с нее брачный наряд и слегка вскрикнула от неожиданности и стыда, когда муж сдернул с нее длинную вышитую сорочку. Он долго любовался соблазнительным телом жены, заставляя ее мучительно краснеть, а после велел ей лечь в постель.

— Не беспокойся, все пройдет быстро и легко.

Он стянул панталоны, последнее препятствие перед полной наготой: Бьянка в смущении и страхе закрыла глаза и вскоре почувствовала, как муж навалился на нее своим тяжелым телом. Винсенте не сдержал обещания: он вновь и вновь пронзал ее нутро, больно сжимал груди, впивался поцелуями в шею, шептал слова, которые казались ей непристойными. Бьянка кусала губы, стараясь не закричать, и не могла дождаться, когда пытка закончится.

Утром она выглядела слегка растерянной, а ее улыбка казалась приклеенной к бледному лицу.

Винсенте не скрывал своего довольства. Он сказал, что они с женой уедут из Лонтано после завтрака: ничего страшного, если второй день свадьбы пройдет без них. Леон был обескуражен таким заявлением, но Винсенте дал понять, что отныне он — хозяин положения и… Бьянки.