Когда я проснулся, то потянулся с довольным видом. Меня дядька сам разбудил, мягко тряхнув за ногу. С опаской, мог и нож получить. Я на резкие попытки пробуждения несколько неприятно реагирую. Подтвердив, что всё, проснулся, я велел через час завтрак подавать и несколько секунд лежал, заложив руки за голову. Мир снова обрёл краски, потерянные после перехода фронта. Там как будто я не сам участвовал, хотя каждое своё движение помнил, а будто статистом был и просто наблюдал за интересными приключениями. Сейчас же всё вернулось – краски, обоняние, да и всё прочее. Так что поднялся я с хорошим настроением, сделал в саду зарядку в одних кальсонах, потом с дядькой поборолись по-серьёзному и на шашках минут пятнадцать помахались. Завтрак уже готов был, поэтому я сходил умылся повторно, и за стол. Дядька скорее ужинал, а для меня завтрак. При этом ночь я собирался в своей постели провести, не хотел себе режим сбить, чтобы день и ночь спутались.

После завтрака покидать место постоя я не планировал, часов в восемь вечера скатаемся искупаться, денщику я уже велел запрячь пролётку, а пока изучал телеграммы. Сегодня я не планировал посещать штаб армии, мне отдых дали до завтрашнего утра, так что сейчас моё время, и посещать разведотдел и видеть майора, к которому я испытываю неприязнь, как-то не хотелось. А пока я спал, пришла ещё одна телеграмма, уже от директора завода, видимо и до него дошла информация, где я нахожусь, так что я приступил к изучению поступившей почты. Начал с сообщения стряпчего. Оно не было длинным, телеграммы – это не письма, на несколько страниц не распишешься, это долго и дорого, а так кратко даётся лишь самая важная информация. Так вот, тот сообщал, что французы продлевать контракт с моим заводом не будут, хватит им и того, что у себя будут производить, так что получат то, за что уже заплатили, и адью. Останутся одни отчисления, да и то на мой счёт во Франции. Зато удалось заинтересовать японцев и англичан провести презентацию за наш счёт. Стряпчий ожидал моих распоряжений на этот счёт. Подумав, я дал добро, причём чтобы англичанам отправлялись каски с девизом завода на английском языке. Пока те просто закупить хотят амуницию, насчёт покупки лицензии молчат.

Ладно, что там от редактора? Егор благополучно добрался, доставил посылку. Первая статья уже вышла, вызвав бум продаж газеты. Выпустили второй тираж в два раза больше, за час всё расхватали, даже не осталось отправить тиражи в другие города, и на следующий день тираж в три раза больше, и всё раскупают, теперь следующую газету готовят к выпуску со второй моей статьёй и фотографиями, она завтра выйдет, также ожидается большой спрос, поэтому сразу будут распечатывать втрое больше обычного объёма, а если что, то и ещё допечатают. В этот раз газета солидно заработала, вышла на самоокупаемость. Сейчас спешно для типографии бумагу закупают, а то не хватает. Егор пока в столице, дождётся выхода второй статьи и с пачками газет вернётся к нам. Ну, и заодно курьеров поищет, о чём редактор пока не знал.

Сообщение же директора завода было в том, что их посещали сначала жандармы, но не нашли ничего предосудительного, после этого приезжала комиссия от военных. Производство смотрели. Однако о причинах прибытия, хотя там было аж три военных инженера, так и не рассказали. Пустить пришлось всех, и у жандармов, и у военных были постановления на осмотр, подписанные довольно высокопоставленными лицами, и мои подчинённые, струхнув, пустили и всё показали. Надо бы им гайки закрутить, и охране тоже, совсем мышей не ловят.

Ответы я сам разослал с телеграфа всем трём адресатам. Пришлось очередь отстоять, не один я этим способом связи пользовался, но уплатил и отправил. И оттуда сразу на речку, купаться и загорать, чем и занимался до наступления темноты – знаете ли, отдых тоже нужен. Вернувшись на место постоя, я засел за статью. Она в голове давненько уже крутилась, и вот настала пора выложить её в виде статьи и обнародовать. Я хочу спросить у народа российского, от дворян до простого крестьянина, что такое хорошо, а что такое плохо? Пусть присылают письма на адрес редакции, самые лучшие ответы будут напечатаны в газете. Сейчас поясню, что я имею в виду. В Русско-японскую или уже в эту Первую мировую войну случались разные ситуации, когда мы, когда нас, и вот некоторые не самые доблестные офицеры, трусы (это я не писал, но было понятно), даже в такие моменты, когда можно ещё воевать или вырваться к своим, приказывали капитулировать, прикрывая свою трусость тем, что жалели солдат. Взять того же генерала Стесселя в Порт-Артуре. Пора бы вспомнить крылатую фразу: «Русские не сдаются». Я также описал несколько разных ситуаций, где офицеры, даже генералы, давали приказ о капитуляции, хотя ситуация даже ещё критичной не была, и похоже, всё это скоро продолжится. Причём старший офицер, отдавая приказ о капитуляции, не обращает внимания на мнение своих офицеров, и многие не хотят в плен, но вынуждены подчиниться приказу и поднимают руки, хотя могут со своими подразделениями вырваться и добраться до наших, чтобы усилить их. В завершение статьи я задавал вопрос народу российскому, и даже обратился к императору: как поступить этим офицерам, что не хотят в плен? Что для них должно перевесить – верность присяге, которую давали все, или приказ вышестоящего командира? Вот на этот вопрос я и просил отвечать народ российский.

Статьёй я увлёкся настолько, что закончил её в два часа ночи. Осталось набело переписать и отправить. Ну, это когда курьер придёт. Егору я сообщил, что если как только найдет желающего, немедленно отправлять. Где я нахожусь, он теперь знает, пусть высылает и сам выезжает. Они с дядькой при мне будут, больно уж на пару ловко действуют, а в столицу и обратно пусть курьеры катаются.

С этими мыслями я прибрал статью – после того денщика Мыколы, что моими записями интересовался, я больше открыто на столе бумаги не держу – и лёг спать.

Утром мы с наставником полчаса шашками звенели в тренировочном бою, он ещё на ходу отпускал едкие комментарии по поводу моей криворукости и ловко плоской частью шашки хлопал мне по заднице, показывая, что на голову выше меня в фехтовании. Ну, я и не спорю, за месяц многому не научишься, так что я лишь в начале пути освоения холодного оружия. После тренировки был завтрак, и, собравшись, я на Вороне выехал к штабу. Как раз к девяти прибыл, к назначенному времени.

Когда прошёл в комнаты нашего разведотдела, зам почти сразу отправил к начальнику, тот уже справлялся обо мне. Ну и шепнул, что полковник такого порассказал, да и в штабных документов и картах, что я принёс, тоже нашли много информации, так наши офицеры за голову схватились и сейчас части перекидывают против мест удара германцев, выстраивая высокоэшелонированную оборону. И это только об одном участке мы знаем, всей информацией полковник не владел, тут бы корпусного, а лучше вообще армейского уровня офицера добыть. А знамя в столицу отправили, следом за первым, их там на всеобщий осмотр выставят, чтобы было видно, что русские войска воевать умеют. Вывалив всё это, зам отправил меня к начальству.

К моему удивлению, когда я, постучавшись, вошёл, майор, лучась улыбкой, направился ко мне, предложил сесть и, с довольным видом поглядывая, предложил вина. Я с подозрением разглядывал его, предчувствуя, что он приготовил мне какую-то гадость. Слишком не вязалось его теперешнее отношение с тем, что было, когда мы познакомились. Поэтому я сразу взял быка за рога: