– Я говорил с моим командованием. Они не знают ни о каких сообщениях от Эрвина Райнигера, не знают и имени Волчица.

Яэль почувствовала, как воздух утекает из легких. Вниз, вниз, вниз к земле.

– Они приказали мне вернуть вас в Новосибирск, – продолжал офицер. – Так они смогут проверить вашу историю.

В Новосибирск? Это тысячи километров в неправильном направлении. Это будет означать конец ее гонки. Провал ее миссии.

Не сейчас. Она зашла так далеко, сражалась со столь многим…

Командира глаза метнулись к охраннику:

– Алексей, возвращайся на свой пост в доме заключенных. Оставь девушку. Я присмотрю за ней.

Когда охранник поклонился, оставил их наедине, советский офицер вздохнул. Это был звук, который прижал его в кресло у стола.

– Мы бесполезны для вас как рычаг. – Яэль пыталась не прокричать это. – Если я вернусь в Новосибирск, Сопротивление не ударит. Рейх будет сильным, как никогда, и как только вы начнете угрожать жизни их ценной молодежи, они вторгнутся. Сотрут Новосибирск с лица земли. Вы должны дать нам уйти, это в интересах всех.

– Дело в том, Волчица, что я вам верю. Я верю вам, но мои руки связаны. – Произнеся это, он кивнул на руки Яэль, связанные веревкой. – Если я позволю вам уйти, то поплачусь жизнями своих людей и своей.

Яэль думала, что ее дыханию настанет конец. Что ее внутренности могут прекратить падение. Но они казались бездонными.

Советский офицер положил руку на стол. Она опустилась сильнее, чем должна была: с тяжелым ударом по покосившимся бумагам. Когда пальцы Ветрова отодвинулись, Яэль увидела причину. Ее «Вальтер П-38» лежал на карте – поверх координат и красных отметок, и стран, которые давно потеряли свои названия.

Костяшками пальцев Ветров толкнул пистолет вперед. Над границами. Обратно туда, где стояла Яэль.

– Но – если вы сами сбежите – это совсем другое дело.

Сейчас. 25 марта 1956

– Тебя не было достаточно долго. – Голос Луки первым приветствовал Яэль, когда ее втолкнули обратно в комнату с гонщиками. Даже со связанными за спиной руками юноша выглядел расслабленно, подобным льву. – Сигарет нет?

Яэль боролась с желанием закатить глаза, пока перешагивала через вытянутые ноги Луки. Нет, у нее не было сигарет. Но у нее был пистолет, который Ветров опустил в карман ее куртки и план. Обе эти вещи находились близко к сердцу, когда она уселась рядом с братом Адель.

– Что ты делала, Ада? Ты ушла так надолго. – Феликс сглотнул. – Я думал что-то случилось.

– Да, что ты делала, фройляйн? – Лука выпрямился. – Беседовала о погоде?

– Она продавала Кацуо комми[17], – сказал Такео на японском, хмурясь из теней комнаты.

Они густели с каждой минутой, пока солнце все ниже опускалось за горы, увеличивая их долину ранними сумерками.

Феликс напрягся рядом с ней. Краем глаза она видела, как работала его челюсть. Его собственный ледяной взгляд был прикован к Луке, который поймал его и ухмыльнулся в ответ.

Это – пришло в голову Яэль – был идеальный шанс оставить мальчиков позади. Только у нее был пистолет. Только она знала о транспортном грузовике, припаркованном на окраине деревни. Только она знала, что товарищ командир Ветров созвал всех своих людей на рабочее совещание в 18.00. Единственными солдатами между ними и грузовиком будут Алексей и другой охранник за дверью.

Но она не могла закончить гонку без них. Без них не будет никакой гонки.

– Я разведывала. – Прошептав это, Яэль выловила свой нож из сапога. На это ушло несколько попыток. Ей пришлось согнуть тело под неуклюжим углом (что было бы невозможно, если бы Яэль не использовала свою пластичность кожи, чтобы удлинить руки Адель на несколько сантиметров), нащупывая рукоять бескровными пальцами. Вытащив нож, она развернулась, зажала лезвие (краем вверх) между подошвами сапог Феликса и начала пилить веревки.

Каждый глаз в комнате наблюдал, как упали ее веревки. Яэль потерла запястья, чтобы вернуть в них жизнь, а затем начали резать жирные кольца веревки Феликса.

Лука выпрямился еще сильнее, его глаза сузились:

– Что именно разведывала?

Еще одна вспышка серебра, и Феликс был свободен. Яэль выглянула через ржавые решетки на окнах. Свет пастелью растекался по опирающимся на горный хребет холмам – острые зубцы и мягкое свечение. Они должны были скоро выйти; приближалось 18.00, опускаясь вместе с солнцем.

– В нескольких сотнях метров отсюда есть много транспортных средств. Доберемся до одного из них, и у нас есть шанс отсюда выбраться. – Она посмотрела прямо на Луку и подняла нож. – Хочешь освободиться или нет?

Его глаза сосредоточились на лезвии, они были так же остры. Наконец, он повернулся, подставляя руки:

– Так… что… Мы просто собираемся выйти за дверь и уехать?

– Большинство людей сосредоточены в северном конце деревни. – Сказав это, Яэль разрезала его путы и передала нож, чтобы Лука мог сделать тоже самое для Ларса. – Если мы сможем позаботиться о двух охранниках у двери, то должны суметь незамеченными проскользнуть вниз по западной стороне улицы. Мы получим доступ к транспорту и украдем его. Мы будем уже за несколько километров отсюда прежде, чем они поймут, что мы исчезли.

Рёко, поняла Яэль, была занята переводом ее немецкого. Объясняла ситуацию. Японские гонщики слушали тихо, их лица были спокойными. Ничего не выражали.

– А что, если нас поймают? – Спросил у Рёко один из молодых японских юношей (Масару, 14 лет, никакой угрозы), как только она закончила объяснения. – Победоносная Вольф подумала об этом?

– Они нас убьют! – Такео сказал это дважды. Один раз на японском. Во второй раз на немецком, поэтому все в комнате могли понять, что должно было случиться.

Все взоры обратились к Яэль. Ожидая, что она скажет Такео, что он неправ.

К сожалению, это было не так. Это Ветров ясно дал понять. Если его люди увидят, что они бегут, то будут стрелять. И командир не сделает ничего, чтобы остановить их.

Это будет настоящий побег. Реальная игра жизни и смерти.

– Мы можем не быть друзьями, но мы не должны быть врагами. Если мы работаем вместе, мы можем сбежать. Все мы. – Яэль посмотрела на Рёко, сказав это. Мимолетная улыбка промелькнула на лице девушки, когда она повернулась, чтобы перевести.

Такео ничего не сказал. Когда его освободили от веревок, он отмахнулся от ножа Яэль, вытащил свой хигоноками из сапога и со щелчком открыл. Острие ножа было заточено так много раз, что малейшее прикосновение проплавило насквозь веревки следующего гонщика. Он внимательно посмотрел на Яэль (его взгляд был гораздо, гораздо более недвусмысленным, чем любой от Кацуо) и передал свое ценное оружие Ямато. Латунной рукоятью вперед.