Они выпили. Федор прикидывал, как бы повернуть разговор в нужное русло и спросить, о чем собирался. Регина пришла ему на помощь.

– Я тут тебя недавно вспоминала в связи с этими убийствами… Ужас! Такой достойный человек, Станислав Витальевич Гетманчук, крупный чин из мэрии, прямо у собственного дома… Говорят, арестована жена. И чего, спрашивается, не поделили? Нет чтобы разбежаться мирно! Уму непостижимо, до чего доходит!

– Вы были знакомы?

– Конечно! У меня тут вся элита пасется. Они были у меня вдвоем, она примеряла все подряд, вертелась перед ним, а Гетманчук сидел как в театре, только кивал – берем, мол. Такой мужик! Вроде за границу собирались. Ни за что бы не сказала, что она способна… Кстати, нам нужна мужская модель, как? Не даром же, подкинем на карманные расходы!

– Я подумаю, – пообещал Федор.

– Подумай. У нас тут много перемен, расширяемся. Чертушка вернулся, чуть не на коленях просился назад, обломали в столицах, там фиг пробьешься. Главный дизайнер теперь у меня. Парень с фантазией, хотя и из этих… – Она выразительно вздернула брови. – И скандалист… Ну ничего, я его держу во как! – Она показала Федору внушительных размеров кулак. – Мужская линия – зашибись! Можно взглянуть, если хочешь.

Они обсудили мужскую линию и моду вообще. Потом вернулись к убийству Гетманчука.

Затем Регина снова налила:

– За нас! Третья – мелкой пташечкой!

Они «накатили», и Федор поднялся. Он узнал все, что ему было нужно. Регина увязалась проводить дорогого гостя. Они сердечно обнялись на прощание…

Федор с облегчением выскочил на улицу и тут же был заключен в новые объятия и поцелован в щеку. Он испуганно шарахнулся, но было поздно – он, как всегда, не успел увернуться.

– Федя, ты?! – радостно закричал молодой темнокожий человек в необычной одежде, в котором Федор узнал дизайнера Игоря Нгелу-Икеара – Чертушку. – Ты от нас?

– Привет, Игорек! – Федор попытался высвободиться. – От вас. Очень спешу, извини!

Но не тут-то было. Игорек держал Федора за плечи, не собираясь отпускать. Был он одет в строгий белый костюм из тонкой полупрозрачной ткани: туника до колен, с защипами на груди и доброй сотней мелких перламутровых пуговиц, и узкие брюки с обильным напуском на щиколотках; единственной вольностью, которую позволил себе дизайнер, была шапочка, похожая на тюбетейку, расшитая разноцветным бисером, и такие же сандалии. В ухе его скромно блестела серьга в виде колечка. Глаза молодого человека цвета кофе сияли восторгом, коричневое лицо лоснилось.

Они стояли поперек тротуара; прохожие с любопытством на них глазели и нехотя обтекали.

– Пошли ко мне, посидим!

– Честное слово, не могу! – стал выкручиваться Федор.

– Ну, хоть на пять минут! Пошли, у меня есть фирмовый «Бейлис», тяпнем за встречу!

– Никаких «Бейлисов»! – ужаснулся Федор, представив себе тягучую, как ириска, сладкую жидкость… – Только кофе!

– С «Бейлисом»! – обрадовался Игорек.

Примерно через час Федор наконец покинул пределы гостеприимного Дома моды, узнав всякие подробности про бизнес и партнершу Игорька – «этого монстра» Регину, который дает копоти ему, Игорьку, и которому, то есть которой, чуть не каждый день приходится устраивать выволочки и обламывать рога – так что «покой нам только снится!»

– Но это ничего! – оптимистично заверил Игорек, поднимая рюмку. – Хорошая драка – двигатель прогресса и источник адреналина! За хорошую драку и верного врага!

* * *

Во второй половине дня Федор Алексеев навестил Кристину Юрьевну – узнать новости и предложить деньги. И нашел ее расстроенной: Елена отказалась от услуг адвоката, и он уже побывал у нее, Кристины Юрьевны, выразил неудовольствие и сказал, что больше ничего сделать для них не может.

– Я ничего не понимаю! – приговаривала Кристина Юрьевна. – Ее же теперь посадят в тюрьму! Что нам делать? Что нам делать, Федор Андреевич?

Федор, неприятно пораженный, пообещал поговорить с мэтром Рыдаевым и выяснить, что происходит.

– Это вам от Леночки. – Кристина Юрьевна сунула ему в руку записку.

Федор развернул. Там было всего несколько слов: «Федор Андреевич, простите меня. Спасибо Вам».

– Я поговорю с Рыдаевым, – повторил Федор, пряча записку в карман. – Не переживайте, Кристина Юрьевна, мы что-нибудь придумаем, обещаю.

…Он сел за столик уличного ресторанчика, спросил кофе. Достал записку Елены, перечитал снова и задумался. «Простите» – за что? И «спасибо»? За что она благодарит его? Простите, что не получилось, не выпало, не состоялось все то, что могло получиться, выпасть и состояться – так? Спасибо за призрак, надежду, обещание? За тепло и сочувствие?

Значит ли это, что она виновата? И записка эта – признание вины? Или признание в… любви?

Она назвала его по отчеству… Словно отодвинула, соорудила стену между ними… Попрощалась?

Он достал мобильный телефон…

Представьте себе небольшую, вполне патриархальную больничку в пригороде: слегка обшарпанный, старинной постройки, двухэтажный дом в саду – низкий, вросший в землю, с кривоватыми окнами; с добродушными не по теперешним временам крикливыми нянечками и очень пожилыми врачами – все местные жители; марево из густого сладкого духа привяленых яблок с легкой добавкой навоза и сухой травы, стоящее над садом и вплывающее через открытые окна в палаты; рыжая кобыла Мурка, принадлежащая больничке, старая и сонная, но исправно тянущая телегу с урожаем – яблоками, которые санитарочки режут на дольки и раскладывают под тентами на длинных клеенках-скатертях – сухофрукты на зимний компот. И гудящий рой пчел, тучей висящий над клеенками…

Двери и окна больнички были раскрыты по случаю прекрасного теплого дня, в коридорах – полно народу: кучкуются будущие медработники – учащиеся медтехникума, – стайки хихикающих девочек и несколько мальчиков, все в белых халатах, с тетрадками, мобильниками и стетоскопами; слоняются выздоравливающие в застиранных халатах и пижамах; деловито проходят нагруженные сумками посетители. Громко переговариваются нянечки, шоркают швабры, позванивают проезжающие столики на колесах, которые толкают сестрички; важно шествуют врачи. У больнички хорошая репутация, сюда приезжают из города, а также рожать – стафилококка здесь нет и в помине уже лет тридцать.

В закутке – отделение реанимации на две палаты. Одна пустая, в другой, на высокой больничной кровати, неподвижно лежит человек, закрытый простыней, в глубоком белом чепце; рядом на стойке – капельница с прозрачными трубками, которые тянутся под одеяло…

В комнате стоит полумрак – выцветшие плотные желтые шторы задернуты, их колышет легкий сквознячок. Дверь палаты закрыта, на стуле справа от нее сидит скучающий охранник в синей форме – молодой здоровый парень. Зевает, пытается читать газету; иногда встает и прохаживается по коридору; поминутно смотрит на часы.