– Кто подсказал?

Но вместо Серго заговорил один из его друзей.

– Ребята, давайте вы дома поговорите. Надо убираться отсюда, пока пожарная и полиция не нагрянули.

Я отвела взгляд от мужа и огляделась.

Бежавшие рядом с нами оборотни отпустили своих волков и теперь с тревогой смотрели на своего капитана. Как я и думала, здесь не было ни одного незнакомого лица.

– Руслана, – обратился ко мне Якуб. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Серго дёрнул верхней губой, обнажая зубы, и зыркнул на приятеля. Чех непроизвольно попятился, поднимая руки вверх.

– Ничего такого! – поспешил объяснить. – Просто до машины же…

– Свою жену я до машины донесу без посторонней помощи! – так громко рявкнул мой муж, что услышали нас, наверное, даже в Волчьем логе.

– Сама дойду, – отказалась от помощи я и, глянув в последний раз на Серго, в недоумении отвернулась.

Впервые в жизни я видела своего мужа настолько злым. В такой ярости он не был ни когда Владыка изъявил желание слепить из нас новую счастливую ячейку общества, ни когда морду начистил его посланнику, ни когда… Да вообще никогда, если задуматься.

Что происходит? Расспросить бы его, прижать к стене и потребовать прямого ответа, но тут Якуб прав, сейчас не место и не время.

До микроавтобуса мы добрались очень быстро. Я удивилась, увидев остановку маршрутного такси: оказывается, Виталик меня не так уж далеко и увёз. Дачный посёлок Ягодное. Это километров пять от Новоозёрска. Весной и летом в здешних местах очень людно, а сейчас, когда вот-вот ударят первые морозы, огородники уже почти закончили свой сажательно-копательный сезон. Теперь понятно, почему Виталик именно сюда меня привёз и почему мерзавец совсем не боялся, что на нас могут наткнуться случайные прохожие. Может, не таким уж он был и психом…

Мы с Серго устроились на последнем сидении. Остальные оборотни отсели подальше от нас и, в принципе, с разговорами не приставали. Передали лишь бутылку воды для меня, да спросили, домой наз везти или в больницу.

– В больницу, – велел Серго.

– Домой, – отказалась от врачебной помощи я.

Всё же у нас регенерация получше, чем у людей. Так что в моём случае идеальным лекарством будет откровенный разговор, горячая ванна и сытный ужин. Именно в таком порядке.

Серго бросил на меня тревожный взгляд, и я было решила, что он начнёт настаивать на своём, но, к моему удивлению, муж со мной согласился.

– Тогда домой, – сказал он и устало прикрыл глаза, а меня затопила запоздалая волна благодарности и нежности. Прижавшись виском к его плечу, я выдохнула. Главное, что мы вместе, а с остальным разберёмся.

Машина тронулась, и уже несколько минут спустя напряжённое молчание разбилось о первый нервный смешок, сорвавшийся с уст нашего водителя – первого нападающего «Звезды» Ларса Радченко.

Оборотни в принципе, по своей волчьей природе не склонны были к деликатности. Или, если говорить словами Гермионы Гренджер, у них «эмоциональный диапазон чувствительности как у зубочистки».

У большинства из них. А уж если речь заходит о хоккеистах – то и подавно. Насколько я успела понять, у этой категории представителей сильного пола выше всех иных качеств ценился цинизм и здоровое (или нездоровое – это смотря с какой стороны посмотреть) чувство юмора.

– Даже не верится, что всё закончилось, – хохотнул Ларс. – Когда Серый примчался ко мне в неглиже я думал, у меня крыша поехала.

– Это тебе повезло, что к тебе он вторым пришёл, – хмыкнул на пассажирском сидении Ромка. – Ко мне этот рыцарь печального образа в чём мать родила явился. Оксанка, когда его в коридоре увидела…

– Не стоит цитировать Оксанку, – рассмеялся Якуб. – Все мы знаем, на что она способна, когда не выспится… Борька, дебил! Ты мне ногу отдавил… Что ты шипишь? А...

Чех оглянулся на меня и, виновато улыбнувшись, исправился:

– Но Серго её даже не видел ни разу.

Я закатила глаза.

– А как он полицейский участок штурмом брать хотел, когда они у него по телефону заявление брать отказались? Русь, ты скажи своему психу, чтобы он в следующий раз мозги не выключал. Серый, слышишь? Да ну вас…

Мы молчали. Просто сидели на заднем сидении и слушали не трёп наших друзей, а дыхании друг друга…

И в норе я, вопреки своему желанию, не набросилась на мужа с расспросами, а позволила ему увлечь себя в ванную, где мы долго стояли, прижавшись друг к другу под струями горячей воды.

Но так как обзаводиться ещё одной животной ипостасью не входило в мои планы (да и не бывает оборотней-рыб), я рискнула нарушить наше уютное молчание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Расскажешь, как нашёл меня?

Серго глянул на меня из-под мокрых ресниц и кивнул.

– Могу.

Ударил открытой ладонью по рычажку управления водой и толкнул стеклянную дверь, выходя из кабинки. Снял с крючка моё банное полотенце и поманил меня пальцем.

– Иди сюда.

Я подошла, и он принялся с сосредоточенным видом стирать влагу с моей кожи. И когда я уже устала ждать, Серго всё же заговорил.

Вот только совсем не о том.

– На мою следующую игру должны приехать родители. Хочу, чтобы ты с ними познакомилась.

– Но…

Он качнул головой, призывая меня к молчанию.

– Они у меня хорошие. Сошлись ещё на маминой Лунной тропе, маме десять было, отец на четыре года старше, и с тех пор не расставались почти никогда. Отец даже из интерната сбежал, чтобы рядом с мамой быть, пока она станет расти… Ну а мама… Она спорила поначалу. Говорят, в те времена они даже ругались. Отец отказывался оставлять её одну. Говорил, мол, как он без метки узнает, если с ней что-то случилось. А мама всегда отвечала: «Сердцем почувствуешь и сразу прибежишь на помощь».

Серго подал мне халат, а сам вытерся моим же полотенцем, после чего выбросил его в стирку и взял свой.

– Я раньше думал, что это телячьи нежности. В детстве прямо-таки бесился от этого их… сю-сю-сю. Сразу же убегал, чтобы не видеть… И только сегодня поверил, что беду и впрямь можно сердцем почувствовать.