– Наверняка, – кивнул Ричард. – Впрочем, тут уже выбирать не приходится. Мы едва отстояли Идиллию.

– Заклинания весьма сложны, – задумчиво огладил бороду Динтра. – Из Клариных слов я понял, что они были составлены заранее и, так сказать, повешены на шпили храмов, на стрелы Спасителя, их венчающие. А мы на что вешать станем? Если всё это переводить в старую добрую предметную магию…

– То на сбор ингредиентов уйдёт целая вечность, – кивнул Ричард.

– Я вообще не уверена, что этот уровень сложности можно перевести во что-то иное, будь то руны, предметы – естественные аттракторы силы и так далее, – покачала головой Рита Рикарди.

– Совершенно согласен. Следовательно, господа маги, что нам остаётся?

Чародеи переглядывались, вздыхали, отворачивались. Признаваться никто не хотел – оставался самый трудный способ, та самая магия мысли. Втиснуть в собственное сознание череду сложнейших абстрактных образов, наполнить каждый свободной силой, выстроить в строгой последовательности и потом, когда нужно, привести в действие – словно отпустить туго натянутую тетиву.

И малейшая ошибка могла стать роковой.

– Погодите, – заговорил Мелвилл. – Но как-то же эти святоши с Идиллии смогли привязать чары к вещественному!

– Смогли, – кивнул Динтра. – Но у нас сейчас нет времени гадать, как именно.

Маги мрачно молчали.

– Действовать надо, а безмолвие суть знак согласия, – криво усмехнулся д’Ассини. – Будем считать, что принято единогласно. А теперь в путь.

Ангелы вернулись от Идиллии и чертили небеса, оставляя за собой нарочито яркие, хорошо заметные даже в солнечный полдень огненные следы; святые отцы Игниса явно хотели, чтобы крылатых стражей было бы видно отовсюду. Отряд магов разделился на четыре группы – чтобы войти в город незаметно. С одной пошёл Ричард, с другой – Рита Рикарди, ещё с одной – к удивлению некоторых, толстый целитель Динтра, который боевым магом и близко не был, а Эварха остался, как и прежде, в компании девы Хаэльдис (которая сделалась странно молчаливой и задумчивой), чародейки Клары Хюммель и валькирии Райны.

Черепушка Адальберт, как и прежде на Игнисе, впал не то в спячку, не то в обморок. Да он давно уже оставался тих и тёмен – похоже, магия Спасителя, которой тут всё было пропитано, дурно на него влияла.

В Лаонт они вернулись наутро третьего дня. К воротам, запертым по ночному времени, подошли загодя и смешались с толпой паломников, терпеливо ждавших первого колокола, с ударами какового город открывался. Райна по дороге раздобыла потрёпанную крестьянскую одежду, и теперь они с Кларой почти не отличались от усталых паломниц, прижимавших к груди походные узелки. Почти – потому что стать и выправку валькирии никакие лохмотья скрыть были не в силах.

Оружие они закатали в тряпьё и навесили этот тюк на Эварху – единственного мужчину в группе, дескать, несёт на торг товары, ухваты да кочерги, а что без повозки – так не у всякого в хозяйстве лошадка водится!

Хотя, пожалуй, в Игнисе – у всякого, решил Эварха после недолгого путешествия по окрестностям Лаонта. Ухоженные тут были земли, и хозяйства крепкие, сразу видно. Почти не встречалось нищих халуп да чумазых бродяг. Да что там почти – совсем не встречалось!

Дева Хаэльдис тоже это заметила.

– И чего им, монасям тутошним, не хватало? – пробормотала она, когда они тащились мимо одного из спящих хуторов. – Вона как живут, чистота везде, порядок! Трудись да радовайся! Так нет, ангелей выдумали, спасение какое-то…

Эварха только молча поддёрнул лямки, крепившие тюк у него на спине. Увесистый тюк, и с каждой пройденной лигой становившийся всё тяжелее и тяжелее.

Но сейчас, под сенью внушительной городской стены, ловец с наслаждением сбросил ношу. Сел, привалился к тюку спиной и отдыхал, невольно прислушиваясь к разговорам вокруг.

– Истинно говорю вам, спасение близится, – толковал чисто одетый дедок, по виду – не то бывший монах, не то просто деревенский книжник, любитель порассуждать. – А вы что думали, просто всё, что ли, сразу получите? Молитесь да трудитесь, и всё, что ли, само в руки упадёт? Не-ет, веровать надо! Веровать!

– Как же тут веровать-то, ежели церквы рушатся, что ни день, а Спаситель, милость наша, даже и пальцем не шевельнёт? – крикнула какая-то баба в добротной суконной накидке. – Почто еретиков не истребит, церквы не спасёт от разорения, а?

– Потому что ум у бабы короток! – Старичок подбоченился. Мужики вокруг захохотали. – Ты рассуди, рассуди сама – как веру-то испытывать, как понять-то Ему, достойны мы спасения аль нет? Ты ж небось кажный праздник в храме лоб разбиваешь, падре слушаешь – сколько о пророчествах толковано! Что для спасения не только усердие в трудах надобно иметь, но и в вере крепость!

– А что, Он в душах-то наших не читает, значится? – не сдавалась баба. – Кто верует и достоин, а кто нет?

– Э-э, совсем глупая! Он-то читает, а делаешь-то ты, болезная! Не Он за тебя дела творит, а ты, ты сама! И по делам твоим тебе и спасение выйдет!

– А что же раньше Он таково нас не испытывал? – тонко крикнул мужичок в грязноватой свитке. – Пока спасение-то не началось, а? Коль спасать начал, так, выходит, все мы достойны, почто ещё испытывать-то?

Старичок ответить не успел – ворота за спинами содрогнулись, тяжко заскрипели и громадные створки разошлись ровно настолько, чтобы впустить узкий поток повозок и путешественников. Эварха со вздохом взвалил на спину тюк.

Стольный град Лаонт лежал на побережье, на склонах пологих холмов, обнимавших бирюзовую округлую бухту. Самый высокий холм словно короной увенчан был нарядным собором, бело-чёрным, с колоннадой из тёмно-красного гранита, с овальным бронзовым куполом, увенчанным золотой стрелой, который виден был из любой точки Лаонта.

А вокруг собора, на склонах, вырос целый монастырский городок – храмы поменьше, службы, переходы, гостевые покои, трапезные и прочее. Эварха, рассматривая гору Святого Огня, – так дева Хаэльдис назвала холм, – невольно вспоминал монастырь Сил Святых и отца Бенедикта.

Где-то он сейчас?..

– Припрятать бы пока оружие, – хмуро сказала Клара Хюммель. Одни боги ведают, чего ей стоило расстаться, хотя б на время, со своей рубиновой шпагой. – Не пустят нас к собору со всем этим снаряжением. Дева Хаэльдис, ещё какого схрона у тебя здесь нет?

Дева задумалась.

– Имеем, как не иметь, госпожа чародеечка. У доброго прознатчика завсегда схроны имеются, думаю вот, где б понадёжнее… У них, у монасей-то здешних, таковой порядок по городам, таково присмотрено всё да расчищено, – не вдруг отыщешь закуток-то…

В конце концов, попетляв какими-то проулками и задами, они вышли к берегу ручья, на котором высились живописные руины давно заброшенной мельницы. Похоже, это была окраина большого сада, до которой у хозяина пока не дошли руки.