— Я знаю, что вы вернулись из Соединенных Штатов, — сказала Шанель.

Ренэ де Шамбран четыре года стажировался у больших адвокатов в Нью-Йорке.

— В Нью-Йорке, — продолжала Мадемуазель Шанель, — вы виделись с Пьером Вертхеймером?[212]

— Нет, — признался молодой адвокат.

Она недоверчиво разглядывала его. Мог ли он не знать Пьера Вертхеймера?

— Он меня обманывает! — прошипела она. — Вы мне нужны. Вы молоды и упорны, я знаю, мне сказали. Кроме того, я нуждаюсь в адвокате, который может уделить мне много времени.

— Время — это единственное, что у меня было, — пошутил Ренэ де Шамбран, рассказывая об этой сцене.

Его отец, генерал с пятью звездочками, администратор Насиональ Сити Банк, только что подарил ему огромный, роскошный кабинет, в котором он и принимал Коко.

— Ты нам будешь давать плохие советы, — проворчал отец, — а взамен тебя избавят от платы за помещение.

Мадемуазель Шанель нуждалась в помощи адвоката в связи со своими духами. Она продавала их начиная с первой мировой войны. У нее тогда были: «Буадез Иль», «№ 5» и «Кюир де Рюсси». Их можно было купить только у нее на рю Камбон и в ее бутике в Довилле. (Несколько позднее и в бутиках, которые она открыла в Биаррице и в Канне.)

В 1924-м ее посетили братья Пьер и Поль Вертхеймеры. Она их очень хорошо знала. Умные, богатые, предприимчивые. Пьер принадлежал к той социальной категории, какую можно было бы назвать «великие покровители». К Коко, без сомнения, он испытывал нечто большее, чем восхищение. Как бы то ни было, сделав массу комплиментов, он вместе с братом предложил Коко создать акционерное общество «Духи Шанель», которое займется продажей духов во Франции и по всему свету.

— Потому что они лучшие в мире, — твердили эти господа.

И добавили:

— Дорогая Коко, вы будете президентом общества.

Она согласилась. И «Духи Шанель» стали владельцами всех марок, какие до этого продавались ею самой, а также формул, составов и способов их производства. Она получила 200 акций по 500 франков, освобожденных от налога, представляющих 10 % капитала, а также 10 % с филиалов, созданных за границей.

Можно догадаться, что довольно скоро она почувствовала, что ее провели, так как спустя десять лет после заключения контракта с братьями Вертхеймерами, мобилизовала против них молодого де Шамбрана.

Военные действия длились долгие годы. Мадемуазель Шанель не выносила, чтобы ею пользовались как дойной коровой. 10 % ей, а остальное другим! Как она могла на это согласиться? Несомненно, она пожалела об этом сразу же после того, как подписала контракт. В архивах Ренэ де Шамбрана хранится любопытный документ: приглашение на собрание, посланное акционерным обществом «Духи Шанель» своему президенту, Мадемуазель Шанель. В повестке дня: вызов в суд. Кто же подал на общество в суд? Его президент! Повестка датирована 1934 годом. (Мэтр де Шамбран был еще в Соединенных Штатах.) Чаша уже переполнялась.

Братья Вертхеймеры производили духи Шанель в своем доме «Духи Буржуа»[213]. Они уступили право эксплуатации заграничным филиалам, которые создали и в которых Мадемуазель Шанель обладала все еще лишь 10 % прибыли. Короче, чем больше развивалось дело, тем больше Коко упрекала себя за то, что заключила контракт. В 1939-м она захотела вернуть себе свободу, порвав его. Едва началась судебная процедура, как война обострила конфликт между нею и ее компаньонами.

Прежде чем уехать в Соединенные Штаты, братья Вертхеймеры продали, справедливее было бы сказать «доверили», свои акции одному авиаконструктору. Этот «доверенный» в черные годы оккупации продавал духи в Германии. Со своей стороны Вертхеймеры продавали «Шанель № 5» даже в специальных магазинах для рядовых американской армии. Их производили, как умели, на маленьком заводе близ Нью-Йорка, и, разумеется, состав был далек от подлинной эссенции из Грасса[214].

Все это противоречило контракту 1924-го и продолжалось после войны. А что за это получала Коко Шанель? Смехотворные проценты, полагающиеся владельцу патента, в среднем 5000 долларов в год во время войны. Братья Вертхеймеры, представляющие большинство в акционерном обществе «Духи Шанель», воспользовались им, чтобы перепродать за 2500 долларов дело обществу «Шанель Инк Нью-Йорк», учрежденному в Нью-Йорке. Доля Коко свелась фактически к нулю.

Она пришла в ярость. Мало того, в рекламе, как и в сбыте, братья Вертхеймеры все больше и больше соединяли духи Шанель с духами Буржуа. По соглашению, о котором Коко было неизвестно, чтобы получить «Шанель», надо было купить и «Буржуа». За границей на рекламных щитах Шанель и Буржуа вместе приносили свои новогодние поздравления и пожелания.

— Я хочу отомстить, — твердила Коко Ренэ де Шамбрану. — Это будет все или ничего.

В 1946-м только в своем бутике она пустила в продажу новые духи «Мадемуазель Шанель».

По статусу «Духи Шанель» она формально имела на это право. Общество тем не менее потребовало наложения ареста на эти новые духи, чем добило Коко! Ей оставалось кусать локти. В 1946-м, тут же после оккупации, она не только перестала быть модной, но и не должна была слишком напоминать о себе. Ее адвокаты очень тактично пытались дать ей это понять. Я говорю ее адвокаты, потому что Ренэ де Шамбран сам призвал на помощь старшину адвокатов Кретейя.

— Полюбовное соглашение принесет вам гораздо больше, чем процесс, — по очереди уговаривали адвокаты Мадемуазель Шанель.

Но она жаждала крови. «Всё или ничего!»[215] — отвечала Коко. Помимо атмосферы, которая была для них, скорее, благоприятной (они-то вернулись из Нью-Йорка), на стороне братьев Вертхеймеров были солидные юридические аргументы. И если в 1924 году в основе духов лежали составы, созданные Коко, то ее компаньоны тем не менее вложили значительные деньги, они работали на «Духи Шанель», сделали из них большое дело международного масштаба. Кто может отрицать значение их участия в общем предприятии? Сверх того, они будут утверждать, что их компаньонка, Мадемуазель Шанель, отстала, что она слишком стара и уже совсем не в моде. В 1924-м у нее были талант, молодость, изобретательность, но в 1946-м, когда ей больше 60 лет…

Ренэ де Шамбран не был уверен, что процесс (иск о возмещении доли вкладов) будет выигран.

Ему не доставляло удовольствия пересказывать своей клиентке аргументы ее противников. Коко кипела от негодования: