нынче оказался весь занят: мотоцикл забрал Дорожкин в Койволу, на «козлике» дежурный с нарядом уехал разбираться по каким-то кастрюльным делам: то ли муж жену хватил ухватом, то ли жена — мужа.

В ожидании сторожа Владимир Андреевич не терял времени даром — обошел строение, внимательно осмотрел все подходы. Почуяв табачный дым, обнаружил за кустами компанию куривших ребят. Небольших — лет по десять-двенадцать.

— А что это вы тут?

Пацаны тут же рванули в разные стороны, но одного — с папиросой — Алтуфьев все же прихватил за ухо.

— Ой, дяденька, пусти-и-и! — заверещал шкет. — Я больше не буд-у-у-у!

— Ага, отпусти тебя… — следователь вполне дружелюбно отвесил парню леща. — Потом набегаешься. Больно уж вы народ прыткий. Тебя как звать-то?

— Лешка, — шмыгнув носом, мальчишка искоса посмотрел на Алтуфьева карими блестящими глазами.

Пацан как пацан — короткие, на помочах, штаны, штопаная рубаха, кеды. Под левым глазом — заплывший желтоватый синяк, на коленке — царапина. Голова давненько не стриженная — патлы нечесаные во все стороны.

— А меня Владимир Андреевич зовут, — Алтуфьев протянул руку. — Я вообще-то следователь по уголовным делам. Поможешь мне кое в чем?

— Помочь — это можно, — пацан с сожалением взглянул на выброшенный в траву окурок. — А вы родителям не расскажете, что мы курили? Это Васька все из третьего «Б», он папиросу принес! У отца спер, гад ползучий.

— Вы всегда здесь играете? — улыбнулся следователь.

— Ну-у, когда больших нет — Геньки Смирнова и его компахи. Они нас к себе не принимают, гонят, — пацан обиженно засопел и сплюнул.

Про Геньку Смирнова Алтуфьев уже слышал.

— Значит, часто. А никого тут подозрительного не видели? Ну, скажем, кто-то под окнами шарился, у дверей возился?

— Не-е…

— Может, окно какое отрыто было?

— А ведь было! — тут же припомнил пацан. — Утром, позавчера. Только не распахнуто, а так, приоткрыто. Дядя Вася, сторож, проветривал.

— Так ты сторожа прямо своими глазами видел?

— Да! Он как раз окно закрывал. Рукой мне еще помахал, из-за занавески. Я тоже ему махнул.

— Это точно сторож был?

— А кто же еще?

— А в чем он одет был? А на голове — кепка?

— Да не видел я! Говорю же, он за занавеской стоял, руку только и видно.

— А времени сколько было? Ну, семь утра или, может, девять?

Лешка наморщил нос:

— Да попозже… «Пионерская зорька» уже кончилась. Как кончилась, я и побежал…

Сторож явился ближе к девяти, приехал на мопеде — живенький пожилой дядечка с широким приветливым лицом, в синей безрукавке «Динамо», старых галифе и сандалиях, надетых на синие казенные носки. Мопед у него был хороший, солидный — «Рига».

— Василий Иванович Ромкин? Сторож?

— Я… А в чем дело?

К визиту следователя сторож отнесся спокойно — надо так надо.

— Проходите, пожалуйста. Только у нас не пропадало ничего. Ну, с тех пор как тогда… это… Все ценные вещи — в кабинете заведующего, заперты на замок. Да и ценного-то там — разве что одна «Спидола».

— А в фотокружке? Увеличители, ванночки, глянцеватели?

— Ну, вы нашли ценности! Кому они нужны-то? Разве что пацанве… Пьяницам их не пропить — они же все с инвентарными номерами!

— И все же пойдемте посмотрим.

— Смотрите, чего уж… Вон, по коридору. Сейчас вам отопру.

Пока сторож гремел ключами, Алтуфьев внимательно осмотрел подоконник, окно, шпингалеты. Заметив комочек земли — явно с улицы! — потянул створку на себя, дернул… Она и открылась!

— Да шпингалет тут старый. Все собираюсь поменять, — обернувшись, пояснил Ромкин. — Вот, проходите, смотрите. Все на месте! Да что тут воровать-то?

На узком столе чернели проявительные бачки — для широкоформатной пленки и для обычной, на тридцать пять миллиметров. Напротив стояли увеличители — целых три — и прочие фотопринадлежности: фонари, ванночки, рамки с пинцетами. На полке — проявители-закрепители, три пачки фотобумаги «Унибром» размером восемнадцать на двадцать четыре; два больших глянцевателя виднелись под столом, внизу.

Пачки с фотобумагой оказались пустыми. Вытащив глянцеватель, Владимир Андреевич откинул прижимной фартук из плотной ткани. К зеркальной глянцующей пластине прилип обрывок фотобумаги! Именно что прилип, Алтуфьев едва его оторвал. Зеленоватый цвет… «Йодоконт»!

Надо сюда Африканыча отправить — срочно! Вдруг «пальчики» засветились? Тут ведь много всего — ванночки, фонарь, пинцеты…

— Фотобумагу давно уж не поставляли, — посетовал сторож. — Аркадий Ильич уж сколько ходил, жаловался. Даже по почте заказывал! Не так давно. Но вот не прислали еще.

— По почте, говорите… А что, Василий Иваныч, вы тут частенько проветриваете?

— Форточки иногда открываю — жарко же!

— А окна?

— Окна — никогда.

— А позавчера? Припомните-ка… Вы рукой пацанам из окна не махали?

— Не махал, — громко рассмеялся сторож. — Ни позавчера, да и вообще — никогда. Пацанам каким-то махать… Вот еще!

— И последний вопрос. Вы утром обычно во сколько уходите?

— Так до восьми дежурство.

Что и следовало доказать! В Дом пионеров явно кто-то забирался. Не с целью кражи, а чтобы напечатать фотки! И как можно быстрей. Фотобумагу прихватил с собой, на всякий случай, или точно знал, что нету. Проник через окно примерно в пол-одиннадцатого — как раз по радио «Пионерская зорька» закончилась, она в каникулы поздно выходит. Проник — и чуть было не попался на глаза невзначай появившемуся шкету Лешке. Пришлось прятаться за занавеску… Сообразил рукой махнуть — типа, сторож.

Значит, здесь снимки и отпечатали. А где проявляли пленку? Впрочем, пленку-то проявить легко — бачок найти можно. На работе, у знакомых спросить. У соседа не спрашивал — осторожный. Если это почтальон… А может, все-таки Крокотов?

Подъезжая к отделению, Алтуфьев еще издалека заметил стоявший рядом с крыльцом мотоцикл с коляской. Значит, Дорожкин уже вернулся.

Ну да, точно — в дежурке пьет чай.

Следователю тоже предложили.

— Да можно, — усевшись на колченогий стул, Алтуфьев подмигнул участковому: — Ну, как там в Койволе? Много рыбы поймал?

— Рыбы-то не поймал, — рассмеялся Дорожкин. — А с женой Крокотова побеседовал…

— Ну-ка, ну-ка, — поставив стакан с недопитым чаем, следователь повлек приятеля к себе в кабинет. — Давай, Игорек, рассказывай!

— Так а что рассказывать-то? — усевшись на подоконник, участковый распахнул форточку и вытащил пачку «Памира». — Будешь?

— Давай…

Закурили.

— Так вот, — выпустив дым, продолжал Дорожкин. — По словам супруги, Крокотов уехал в Ленинград, к родственникам. Адрес их есть. Ну, сын скоро поедет поступать, так договориться, чтобы пожил у них.

— Так до сих пор и едет! — Алтуфьев покачал головой. — Жена-то в курсе, что не доехал еще?

— Да нет. Он ей последний раз звонил с неделю назад. Там плоховато со связью… — Докурив, участковый ткнул окурок в пепельницу