— Пойдёшь! — властно, с издёвкой произнёс Гарик. Он обхватил меня двумя руками, пытаясь поднять со стула.

— Одевайся, пошли!

Гарик взял с вешалки мою куртку. Одел меня, как ребёнка. Я механически двигалась. У меня не было сил возражать и сопротивляться. В голове — абсолютная пустота. Гарик подтолкнул меня к выходу, открыл дверь. Я шла как робот.

Молча сели в машину и поехали. Марат и Ирина встретили нас на улице. Марат, как всегда, шутил, похохатывая, хлопал Гарика по плечу. Гарик отшучивался, хлопал его тоже. Как ни в чём не бывало. Я с трудом выдавила улыбку и забыла её убрать. Уже в темноте зрительного зала я поймала себя на том, что всё ещё по-идиотски улыбаюсь. Что мы смотрели я не помню. Дома я напилась каких-то капель, наелась таблеток, автоматически легла в постель. Всё в молчании. Гарик был бодр и по-деловому спокоен. Он даже не натянул одеяло на голову, как обычно, когда сердился, а просто повернулся ко мне спиной и тут же уснул.

Когда я очнулась, Гарика уже не было. Как всегда в субботу, он ушёл на работу. Я трудом встала, добрела до телефона и набрала номер Белки.

— Говори со мной! — рыдая, выдавила я, услышав Белкин голос. — Говори или я сойду с ума!

— Господи, что случилось? — закричала Белка.

— Гарик уходит. Он меня бросает, я жить не хочу! — захлебнулась слезами я.

— Но почему? Всё так было хорошо! Давай, говори, не молчи, хочешь я приеду?

— Нет, не надо! Будет только хуже! Он сейчас на работе. Вернётся, заберёт вещи и уйдёт! Я не знаю почему! Я так старалась! Я его люблю! Я не знаю, что ему ещё надо! Чего ему не достаёт?

— Он больной, — упавшим голосом простонала Белка. — Ты понимаешь, он душевнобольной человек. Нормальные люди так себя не ведут. Вспомни Гавайи!

— Всё, Белка, не могу больше говорить, я должна лечь, мне плохо!

Я повесила трубку и поплелась в постель. Ударом по нервам зазвонил телефон. Это была Бася. Что я могла ей сказать? Я, сквозь слёзы, сообщила о решении Гарика. С Басей началось такое, что я забыла о себе. Она выла, рыдала навзрыд, причитала, билась в истерике у телефона. Я испугалась за её здоровье. А что я могла сделать? Кроме как к маме, Гарику уходить было некуда, она бы узнала первая так или иначе.

В это время вошёл Гарик. Он взял у меня трубку. С каменным лицом пару минут слушал Басины вопли и молча бросил трубку на рычаг.

Я тихо выла, сидя на постели.

— Не спрашивай меня, почему я ухожу, — хмуро произнёс Гарик. — Я не могу тебе этого сказать.

— Почему? Ну что я, зверь? Я идиотка? Я — человек, я понимаю слова. Объясни мне! Что я сделала не так? Я больше не буду! Гаренька, я не буду больше! Только скажи, что я сделала? Чем я провинилась? Может, ты из-за денег? Так я же пишу всё в книгу! Хочешь, я отдам тебе мой чек, и веди хозяйство сам! Ну, скажи мне, скажи, почему?

— Я не могу тебе сказать, — ровным голосом повторил Гарик.

— Ну, как же так? Ведь я жена твоя! Неужели я не заслужила право знать, за что меня бросают?

— Моей жизни угрожает опасность, — выдавил Гарик, глядя в сторону.

— Кто тебе угрожает? При чём тут я?

— Я не могу тебе сказать.

— Это абсурд! Какая опасность? Да объясни ты мне, не мучай!

— Моими кредитными картами хотели воспользоваться. Меня хотели обокрасть.

— Кто? Я? Я хотела тебя обокрасть?

— Не ты, но я должен уйти!

Слёзы душили меня, жгли глаза и лицо. Потом окатило жаром. Вдруг стало темно и тихо. Я на миг куда-то провалилась. Когда я очнулась, Гарик столбом стоял посреди комнаты с телефонной трубкой в руках. Было слышно, как на другом конце провода билась в рыданиях Бася.

— Хорошо, я остаюсь! — вдруг сказал Гарик и повесил трубку. Он сел ко мне на кровать, поднял меня за плечи и стал нежно целовать в лицо. Я была совершенно невменяемая. Гарик принёс в рюмочке капли. Я выпила, не чувствуя вкуса, и упала на подушку.

Весь день прошёл в забытьи. Я проваливалась куда-то, на минуту открывая глаза, Гарик сидел около меня, гладил по щекам и приговаривал:

— Ну, успокойся, я остаюсь!

У меня не было сил радоваться. Из меня как будто вынули стержень. Я вся была обмякшая и бессильная.

На следующий день я доползла до телефона и позвонила Белке.

— Слава Богу, остался! — дрожащим голосом сообщила я.

Трубку взял Фима.

— Чтоб ты понимала, раз такое началось — это первый раз, но не последний. Запомни мои слова!

…Бася звонила и плакала, плакала и звонила несколько дней подряд.

— Хорошая она. Видишь, как плачет, — говорила я своей маме по телефону. — Жалеет меня!

— Бедная ты моя, наивная девочка, — всхлипнула в ответ моя мама. — Она плачет не по тебе, она плачет по своему сыну!

В тот момент мне было всё равно. Гарик не ушёл, а это — главное!

В доме творилось чёрт знает что! Маме было не до меня. А мне так хотелось с кем-нибудь поделиться. Я позвонила Светке.

— Ты оказалась права! Он хотел уйти! — выпалила я. — Скотина! Я его ненавижу! Он мучает маму! Она заболела из-за него! Хамелеон проклятый! То такой добрый, приветливый, цветочки носит! А то бродит, как тень, и морда злая, противная! Просто убить его хочется!

— Ну, да, убьёшь его, — усмехнулась Светка. — Такие гады — живучие!

— А что? — размечталась я. — Подкараулить в гараже, в подвале, где машина его стоит, кто-нибудь подержит, а я дам как следует по башке! Инсценировать ограбление, бумажник, например, забрать и конец.

— Это по телевизору всё так просто, — вздохнула Светка, — а в жизни он ещё вас всех будет мучить и мучить! Он вообще-то нормальный?

— Конечно, нет! У него явно крыша поехала. Я давно это знала, но мама считала, что он поменялся. Знаешь, как говорят? «Змея меняет кожу, но сама при этом не меняется.» Как был сволочь, так сволочью и остался! Злой, скупой чёрт! Всё плачется, что денег у него нет! А сам пошёл и в один день купил машину за наличные. Люди месяцами к этому готовятся, обсуждают, а потом годами выплачивают. А он пошёл и купил, как пару ботинок! Ты такое видела? Как по взмаху волшебной палочки! Раз — и машина!

— Да-а, — протянула Светка, — не повезло твоей маме!

— Если он её обидит, я его убью!

Когда я вслух произносила это зловещее «убью!», мне становилось легче. На самом деле, мне было мало, чтобы Гарик просто умер. Я бы хотела, чтобы он долго мучился, стонал, плакал и умолял о пощаде. Таких, как он, надо на медленном огне поджаривать на сковородке!

Жизнь продолжалась. Казалось, всё было как прежде. Гарик приходил домой с цветами, встречал меня по пятницам после работы, называл «дорогая» и в машине по-прежнему держал меня за руку. Но в душе моей поселился страх. От каждого изменения в голосе Гарика я испуганно вздрагивала: «Что-то не так?»