— Прости меня. Я — идиотка! Хотелось сострить, а получилось неудачно. Не сердись, поедем, покажешь мне ваш знаменитый Брайтон-Бич!

Я уже остыла. Гарик должен был вернуться не раньше чем часа в два. Обычно он по субботам спит до четырёх. Я спокойно могла погулять с Машкой. Дочка тоже куда-то собралась. Уходя, я оставила на столе записку:

Мы все вместе вышли из дома. После дождя воздух был чистый и прозрачный. Светило солнце. Было по-весеннему тепло. Весело болтая, мы дошли до метро. Машка и я поехали в одну сторону, дочка — в другую.

Когда, нагулявшись, мы с Машкой вернулись обратно, я позвала её на обед. Открыв дверь в квартиру, я замерла на пороге.

Пустые книжные полки зияли чернотой. Вместо большого телевизора остались только пыльные полосы на тумбе. Шкафы открыты. Я прошла в спальню. Машка в ужасе брела за мной. Письменного стола и кресла около него не было. Мои вещи валялись как попало.

Я вернулась в гостиную. На обеденном столе лежала моя записка, перевернутая на другую сторону. На ней мелким закорючистым почерком Гарика было написано:

От Гарика остались только рюмочки с голубым рисунком и золотой каёмочкой, засунутые в буфет, и пепельница в виде старого железного башмака на ночном столике.

Я позвонила домой предупредить маму, что хочу поехать с ребятами за город. Трубку взяла мамина подруга Маша.

— Это ты? Слава Богу! — Голос у Маши срывался. — Срочно беги домой! Гарик ушёл!

— Что значит ушёл?

— Ушёл! Убежал! Всё забрал! Давай быстрее! — Маша бросила трубку.

Когда я влетела в квартиру, гостиная выглядела как после грабежа. Мама, с белым, спокойно-застывшим лицом, в пальто ходила по комнате и приговаривала:

— Господи, как у нас пыльно, убирала я, убирала, а всюду — пыль! — и руками стирала с полок пыль, оставшуюся от книжек.

Маша ходила за ней следом и испуганно приговаривала:

— Ну, перестань, это сейчас не важно, потом уберёшься! Пожалуйста, успокойся!

— Ничего, ничего, я сейчас! — Мама что-то откуда-то вынимала, обтирала руками и ставила на пустые полки.

— Мамочка! — я обняла её. — Перестань, расскажи, что случилось?

— Не знаю, он ушёл, у него есть адвокат, — ровным голосом говорила мама, продолжая возиться с полками.

Мы с Машей боялись шевельнуться, смотрели друг на друга, потом на маму, которая ходила по квартире, как заводная кукла. Наконец она села и посмотрела на нас осмысленно.

— Он всё-таки ушёл, — сказала она, — но почему тайком? И как он увёз всё? Один?

В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял наш сосед по площадке.

— Вы дома? А я уж беспокоился, решил, грабят вас! Какие-то чужие мужики, три человека, один такой огромный, по виду — чисто бандит, выносили вещи из квартиры. Я было кинулся, кто такие? Смотрю, муж ваш дома, помогает им. Ничего, говорит, я друзьям старые вещи отдаю. Ну, я и ушёл. Но на всякий случай решил вам сказать.

— Спасибо, — кивнула мама, закрыла за соседом дверь и опять опустилась на стул.

— Это был Паприков. Бандит — Паприков. Они вместе всё провернули.

— А твоё не пропало? — робко заикнулась Маша.

Мама медленно подняла голову, устало и равнодушно обвела глазами вокруг.

— На полке, между книгами, деньги лежали, триста долларов. Я спрятала их на чёрный день. Вот он и наступил.

Я смотрела на маму и думала: «Какая жестокость так с ней поступить! Какая подлость!» Записка Гарика привела меня в бешенство. Это же такое хамство — оставить гадкую безликую записку. Как он красиво начал, наш Гарик, и как он кончил! Как последний подонок!

— Как же так, — подала голос Маша, — только что был день рождения, он говорил «Я тебя люблю!», и вчера тоже, эти полы, мы пили чай с вафлями, всё было хорошо!

— Ничего хорошего не было! — возразила я. — День рождения прошёл на надрыве! Не было той безмятежности, к которой мы привыкли на праздниках. Конечно, на первый взгляд всё было отлично, но я всё время ждала подвоха! Подонок, я его ненавижу!

И вдруг страшная мысль ударила мне в голову!

— Мама, когда уехала Бася?

— В воскресенье, а что?

— Она тебе хоть раз позвонила за эту неделю?

— Нет.

— Раньше названивала по три раза в день! А тут целую неделю — ни звука! Ты знаешь, почему она в ресторане истерику закатила? Она решила, что он убежал! Что он не вернётся больше! Поняла? Мама! Они все в сговоре! Бася знала, что её сын убежит! Вот увидишь, она тебе больше никогда не позвонит!

— Да Бог с ней! — махнула рукой мама. Она подошла к телефону, набрала номер.

— Марат? Привет, это я. У меня, знаешь, горе. Нет, не пугайся, все пока живы, Гарик ушёл. Куда? Наверное, к своей маме, она ведь уехала на месяц. Да нет, ты меня не понял, он совсем ушёл, убежал, пока меня дома не было. Вот записку оставил, что теперь я буду говорить только с его адвокатом. Не знаю. Наверное, у него есть адвокат. Марат, я понятия не имею, когда он его нанял! Я вообще ничего не знаю. Позвонишь? Спасибо. Жду.

Марат перезвонил через два часа, которые мы просидели не шевелясь в молчании за столом. Он тщетно звонил в квартиру Баси. Там никто не отвечал.

— Спасибо, Марат, — вздохнула мама. Но как только она положила трубку, телефон зазвонил снова.

— Нет, Гарик, это не я тебе звонила, это Марат пытается с тобой поговорить. — Прикрыв трубку рукой, мама шепнула нам: — В дым пьян!

— Я ушёл! Я ушёл! — слышен был из трубки пьяный вопль Гарика. — Я ушёл!

Мама молча стояла у телефона. Потом спокойно ответила:

— Ушёл? Счастливо, — и повесила трубку. — Всё, — сказала мама, — я снова одна.

Жизнь остановилась. Я ходила на работу, возвращалась домой, бродила по квартире и не могла поверить в непоправимое, бессмысленное и страшно несправедливое, навалившееся на меня тяжким гнётом, происходящее. Обида жгла меня изнутри.

На работе я стыдилась смотреть в глаза сотрудникам, совсем недавно гулявшим на моей свадьбе. Меня мучило чувство вины, будто я обманула их, выставила на подарки к событию, с уходом Гарика потерявшему всякий смысл. Кроме Белки, моей верной подружки, никто ничего не знал.