Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот она! — из него вырвался выдох облегчения
Альг'гаил довольно разогнул спину и продемонстрировал Антону искомую им вещь. В руках у него была пыльная высушенная голова маленькой девочки лет двенадцати, если судить по двум косичкам и размеру самой головы.
Взяв в каждую руку по голове, он встал перед Антоном словно в театре и подражая девичьему голосу тряс голову в такт словам:
— Как же холодно этой зимой. — сказала голова в левой руке
— Да, точно. Что же нам делать? — ответила та, что в правой
— Я знаю! Пойдем погреемся в темном подъезде.
— Хорошая идея!
— И тут как раз я выхожу на прогулку, представляешь! — начал он своим обычным голосом — В тот день у меня появилось аж два новых друга. Искали повсюду — ходили по соседям, осматривали клумбы во дворах, рыскали по мусорным корзинам, а Я смотрел на все это вон с того кресла. — маньяк указал на кресло у маленькой круглой прорези в стене — И никто даже не подумал, что они могут быть здесь, потому что это было бы слишком очевидно.
Со злости Антон ударил его в лицо со всей силы и тот упал на щебень, подняв облако пыли.
— Зачем ты это делаешь? Отвечай!
— От скуки. — Хитро улыбнувшись Аль'гаил встал и без тени злости вплотную подошел к Антону — Рассказал я эту историю тоже от скуки. Ты так испугался уже мертвых людей, что я не мог не подшутить над тобой… Знаешь, что выдает в тебе новичка? Ты испытываешь страх и отвращение к трупам. Но ведь ты сам труп, разве нет?
— Я убью тебя! — Антон налетел на обидчика, но тот увернувшись достал из кармана старый траншейный нож, на котором виднелись пятна запекшийся крови
— Но-но-но. Я бы не стал этого делать… — паук-акробат взмахнул ножом перед глазами Антона — И так ты благодаришь меня за спасение?
— Ты монстр!
— Да ты гигант мысли! А как ты это понял? Мне интересно чем ТЫ в таком случае отличаешься? Тем, что не получаешь удовольствия от этого? Это уже сугубо твои проблемы, ведь ты все равно делаешь то же самое… не считая мешки в том углу. Но какая трупам разница, что с ними делают?
— Они были детьми!
— И что? Твои жертвы были взрослыми — им было тридцать, сорок, пятьдесят, но все они прожили меньше чем им положено, но какое это имеет значение? Жизнь человека, в наших рамках — лишь едва заметное мгновение, и на временной шкале не отличить жил человек десять лет или сто. Ждать старости человека, все одно, что человек ждал бы старости куриц.
— Это могли быть твои дети.
— Кто знает? Может это и были мои дети. А может дети моего брата, или моя младшая сестра с ее подругой. Да чьи угодно это могли быть дети. Какая теперь разница?
— Ты говоришь о людях, как о курицах. Как будто не знал никого из людей, будто бы ты сам не был человеком. У тебя хоть осталось имя, или что-то, чем бы ты мог себя обозначить как человека, а не как монстра?
— До встречи с тобой оно было мне не нужно. — альг'гаил глубоко задумался, прижав кулак к подбородку — Нет. Пожалуй, имени у меня нет. Свое ты тоже можешь не озвучивать. Я так думаю, мы больше никогда не увидимся.
Слова о том, что они больше никогда не увидятся вернули Антона в чувства и злость его снова сменилась боязнью
— Хорошо. — начал он — Ты не против если для удобства я буду звать тебя ''альг'гаил''? А теперь давай успокоимся, и ты уберешь нож. Я слегка погорячился насчет ''я убью тебя", но давай теперь обсудим все на холодную голову, пока никто не натворил лишнего.
— Как ты меня назвал, еще раз? Альг… кто? Что-то знакомое… Впрочем, называй меня как хочешь. И, больно надо мне тебя убивать. — Альг'гаил убрал нож под ремень — Мне давно не было так весело, так что я могу забыть об этом, но, когда солнце сядет ты пулей выскочишь отсюда.
— С удовольствием.
— Да ты не расстраивайся из-за этих голов и туловищ. Сам не заметишь, как втянешься.
Солнце наконец набрало достаточную высоту освободив кресло из плена своих губительных лучей. Заметив это аль'гаил немедленно уселся в него и занялся тем, что по-видимому было одним из немногих удовольствий, оставшихся в его жизни, если судить по энтузиазму, с которым он ринулся к креслу. И удовольствием этим было разглядывать людей, спешащих с утра на свою работу, или просто вышедших на раннюю прогулку с собакой, или на спешащих в детский сад будущих профессоров и пролетариев — на всех прохожих он смотрел с неподдельным интересом.
— Смотри. — обратился он к Антону стоящему поодаль от него — У них у всех что-то, да есть. Только я никогда не понимал, что. Для чего они живут? А я? А ты? Нет, я-то знаю зачем живу — у меня есть коллекция. — Антон отошел еще дальше, не скрывая своего отвращения — Но иногда мне становится слегка скучно, вернее даже невыносимо скучно. В нашей жизни нет солнечных дней — только вечная, липкая, густая ночь. И ничего с этим не поделаешь. В этих мешках женщины, мужчины, дети — все они забавляли меня в первые секунды перед смертью, но потом — тоска. Я смотрю на эти головы и вспоминаю, как они кричали, некоторые даже умоляли их отпустить. Я как будто бы снова с ними в этот момент, но мне от этого скорее грустно, потому что второго такого раза не будет. Может мне похищать их живыми? Как думаешь? Не слишком неэтично на твой взгляд?
— Я бы объяснил тебе что этично, а что нет — выдавил Антон сквозь зубы — но ведь это бесполезно. Ты давно уже