Герцог сидел лицом к двери, поэтому заметил меня первым и остановил поединок.

– Переоденься, – бросил он сыну. Так бы приказывали собаке. – К тебе невеста и благодетельница приехала. Не порталом, хотя мог бы подсуетиться.

– Мог бы, – утирая пот со лба, согласился Филипп. Его бока тяжело вздымались, спина лоснилась от влаги – брюнет сражался наполовину обнаженным, в одних домашних брюках. – Только Дария не предупредила.

Герцог отмахнулся: отговорки, и поднялся мне навстречу.

– Ты вообще ничего не делаешь. Жену прикажешь тоже мне тебе искать? Пора бы остепениться, а не прыгать по клубам и борделям.

Филипп заскрежетал зубами, но стерпел и это. Отец для него теперь тринадцатый Вседержитель.

Присела в реверансе, приветствуя его светлость.

Родриго улыбнулся, холодно, по-светски, и подошел поцеловать руку. Затем ловко ухватил под локоток и усадил на диван.

– Филипп сейчас придет, только приведет себя в порядок, – извинился герцог и нетерпеливо кивнул сыну: иди, мол, неприлично перед дамой в таком виде ходить. – Он готовится к отъезду, вспоминает навыки ближнего боя.

Кивнула, догадываясь, что Родриго вовсе не собирался развлекать светской беседой. Так и вышло, стоило Филиппу уйти, как герцог устроился вполоборота ко мне и спросил:

– Надумали с помолвкой?

Опешила. Я успела забыть о давнем разговоре.

– Завтра крайний срок, – напомнил Родриго, нервно барабаня по колену. – Лучше бы Фил, – за все время он впервые использовал уменьшительное, домашнее, имя, – уехал без кольца. Просто скажите, что госпожа, а не невеста, все поймут.

– Но я не госпожа.

Право слово, что за работорговля!

– Госпожа, – покровительственная улыбка тронула уголки губ герцога. – Он ваш должник, значит, вы госпожа. Вот и скажете, что Филипп три года обязан вас ублажать. Обычная практика, мужчины отдают долги чести не только женщинам.

– Хорошо, я подумаю, – кивнула, а сама гадала, правильно ли поступаю, не наврежу ли себе и брюнету.

Филипп, конечно, сволочь, но ссылка на войну – достаточное наказание. Унижать, оскорблять – увольте!

Искоса глянула на Родриго. Под маской отца скрывалось чудовище. Как можно выставить собственного ребенка на посмешище? Или очередной урок? Как успела понять, навсеи любят бросать в воду. Выплывут или нет, уже не их забота.

– Подумайте сегодня, – с легким напором ответил Родриго. – Или, – издевательская усмешка, – вам легче думать с изумрудами в ушах? Извольте, хоть с головы до ног усыплю.

Странная щедрость, еще больше подталкивающая к мысли пойти наперекор воле герцога. Какую гадость он задумал?

Герцог открыто признал, что хочет наказать сына. И вот, видимо, обдумал, как все организовать. Сдается, дело не в разрыве помолвки, Родриго задумал нечто жестокое, раз предлагал самоцветные горы. А вдруг все закончится смертью? Герцог слов на ветер не бросает, раз говорит, у него нет наследника, значит, так и есть. Вряд ли Филипп смиренно воспримет лишение наследства, значит, от него нужно избавиться, а меня сделают пособницей убийцы. При мысли об этом кровь стыла в жилах. Стало очень-очень холодно, руки меленько задрожали, покрылись «гусиной кожей». Сердце забилось с натугой, будто ему приходилось пробиваться через толщу льда.

– Что с вами, миледи? – встревожился Родриго и поспешил набросить на плечи пиджак.

Атласная подкладка скользнула по коже, словно змея. Такая же гладкая, холодная, или для меня от всего сейчас веет стужей?

Укуталась в пиджак, но дрожь не прошла. Сама не понимаю, почему. Пылкое воображение на такое не способно. Заболела? Но я точно не простыла.

– Миледи? – герцог придвинулся ближе и накрыл ладонями руки. – Вызвать лекаря? Вы такая бледная, – нахмурился он.

– Умру, погибнет последняя наиви, – грустно констатировала я и вздохнула. – Зато всем станет хорошо.

Родриго покачал головой. Не согласился.

А я… Жить совсем не хотелось, такая тоска вдруг накатила. Подойти бы к окну, открыть и шагнуть вниз. Счастливое избавление! Конец обману, тайнам, играм и роли марионетки.

– Зачем вам погибать?

Я не на шутку напугала герцога, иначе отчего он рыкнул на вернувшегося сына, велев принести настойку страстоцвета, а сам крепче сжал пальцы и начал поглаживать, только вот привычные действия не возымели прежнего эффекта. Холод медленно, но верно сковывал члены. Мысль о самоубийстве казалась все слаще.

– Вы такая молодая, красивая, свет на Филиппе и Геральте Свейне не сошелся. Ну не верю, будто во всем Веосе не найдется достойного кавалера.

– Вы хотели сказать: хозяина.

Тоска мертвой хваткой вцепилась в горло, дрожь все не проходила.

Уйти навсегда, захлопнуть дверь.

– Можно вас обнять? – неожиданно спросил Родриго.

Не думая, кивнула – лишь бы не объясняться.

Герцог придвинулся вплотную и заключил в объятия, поглаживая по спине. Он шептал, какая я хорошая, красивая и еще кучу разной чепухи. Не прерывая странного занятия, Родриго забрал из рук сына рюмку с прозрачной жидкостью и поднес к моим губам.

– До дна, миледи, и все пройдет, – мерно ворковал его голос. – Ничего страшного, вы переволновались из-за покушения.

Ох, надеюсь, не яд и не снотворное! Пусть Родриго говорил о лекарстве, на вид оно подозрительно. Действительно спиртное, очень крепкое, аж закашлялась, но честно выпила до дна.

Горькое питье очистило разум и обожгло горло. Мысль о самоубийстве отступила, кровь вновь побежала по жилам.

– Легче? – заботливо поинтересовался герцог и отстранился.

Кивнула и попросила оставить нас с Филиппом наедине. Спохватившись, вернула пиджак: теперь он мне не требовался.

Герцог недоверчиво осмотрел с ног до головы, цокнул языком и уже собирался встать, когда внезапно с шипящим: «Арх!» плюхнулся обратно. Глаза Родриго расширились. Единственное возможное объяснение – герцог увидел нечто ужасное.

– Что случилось, отец? – встревоженно поинтересовался Филипп.

Он держался на расстоянии, у отодвинутого к стене столика, будто не у себя дома. Вроде, жилище у брюнета не конфисковали. Снова в щегольском костюме, в дорогих ботинках, он тем не менее не выглядел столь же респектабельно, как прежде. В глазах поселился страх, в действиях – неуверенность. Как же изменила навсея тюрьма, суд и отношение родителей!

– Ну да, ты же не видишь ничего! – раздраженно отмахнулся Родриго.

А дальше он сказал то, чего я меньше всего ожидала, вернее, выругался:

– Вот выродок!

Раскрыв рот, уставилась на герцога.

Кто выродок? Филипп? Он ведь его сын!