— Нет, не ловко венчаться в Успенском соборе, где только что венчался наш государь, — будто бы продолжал с жаром отстаивать свою точку зрения Борис Годунов.

— Не нам решать, — вроде бы стоял на своем Богдан. — Как Иван Васильевич определит, так мы, холопы его, и поступим.

Слуга постучал в дверь и, приоткрыв ее, доложил:

— Стол накрыт. Боярыня самолично готова потчевать гостя кубком фряжского вина.

— Что же, пойдем, — пригласил гостя хозяин. — За трапезой продолжим разговор.

Он не случайно сказал эту фразу: кравчий, звавший их к столу, как раз и был соглядатаем тайного дьяка, вот и нужно было сбить его с толку.

За столом они беседовали только о предстоящей свадьбе. Борис фантазировал, Богдан всякий раз отвечал смиренно:

— Как определит государь наш. Все пойдет по его слову.

Никто не остался доволен этой вечерней встречей. Соглядатай тайного дьяка досадовал, что не мог уловить хотя бы кончик главного разговора хозяина с гостем (а он был уверен, что не ради свадьбы они встретились) и теперь не получит от дьяка ни гроша; Годунов болезненно переживал, что не удалось поставить себя выше Богдана, а наоборот, пришлось уступить первенство ему; Бельский же, оценивая поведение Борисово, обдумывал, как и впредь держать властолюбца в узде, не дозволяя ему уросить, а тем более закусывать удила.

«Не должен я пропускать его вперед себя. Не пропущу!»

Самонадеянность. Уже через три дня, во время венчания Федора с Ириной, он станет всего лишь посаженым отцом, а Борис, на правах брата царевны, сядет за стол по правую руку царевича, а царевич Федор, было видно, с любовью взирал на шурина, как не только на нового родственника, но как на близкого друга.

«Сумел влезть в душу слабоумного. Скорее всего, совместными молитвами».

А через несколько дней после свадьбы сбылось пророчество тайного дьяка: царь позвал Богдана Бельского в комнату для личных бесед. И — сразу:

— Собирайся в Архангельск. Встречать Горсея. Знаешь ли, о чем я его просил?

— Да, — решил не лукавить оружничий. — О припасах для рушниц и огненного снаряда. И еще одно, не менее важное, посватать за тебя английскую королеву.

— Ишь ты, не зря, выходит, очинил я тебя оружничим. За малый срок проник в самые тайны.

— Обязанность моя такая. Не дело с повязкой на глазах. Не могу.

— И не моги. Для тебя не должно быть никаких тайн.

Помолчал немного, затем заговорил повелительно:

— Встретив Горсея, не говори с ним о сватовстве. Об этом у меня с ним отдельный разговор. Твой урок — проводить груз до Вологды. Посуху ли, водой ли, решать тебе. В Вологде примет груз подьячий Разрядного приказа. Он знает, что с ним дальше делать. Тебе же везти Горсея в Москву. Но прежде непременно покажи корабли, которые я строю. Их уже, должно быть, сорок. Да так сделай, чтобы не ударить в грязь лицом.

— Понятно. Все исполню, как надо.

— Поспешай. Тебе еще насады[24]и учаны[25]ладить предстоит. Лучше всего в Холмогорах. Оттуда плевое дело скатиться в Архангельский порт. Рукой подать.

— А если англичан принять в Холмогорах?

— На парусах вверх? Не на галерах же груз прибудет.

И в самом деле ляпнул не подумавши. На парусах вверх по течению можно плыть только при сильном попутном ветре, да и то медленнее черепахи. Ладно, урок на будущее: не раскрывай рта, не знаючи нужного слова.

Грозный смотрит с ухмылкой и советует:

— Ты не тычься в соски слепцом, не кажись пустомелей-всезнайкой, больше слушай поморов и на ус мотай. Тогда все ладом пойдет.

Какой раз ему дают дельные советы, но проходит время, и он забывает о них. Не гоже такое. Особенно когда столкнешься с новым делом.

Определил Богдан для себя такой порядок: в Вологде остановиться на пару дней, побывать у судостроительных мастеров, все самому оглядеть, обо всем порасспросить, что не совсем понятно, дабы с Горсеем речи вести знающие; а в Холмогорах не указывать, какие суда ладить, лишь про груз рассказать и что тем судам с грузом путь в Вологду.

Так и сделал. О многом сам узнал, но, главное, выбрал тех, кто станет знакомить английского гостя с построенными кораблями. Чтобы, значит, с гордостью за свою работу, а не с заискиванием перед иноземцами, которые любят хвалить только себя, а русское оплевывать, относясь к Руси с пренебрежением.

В Холмогорах задержался дольше. Послал слуг своих, дабы своевременно они известили, когда причалят в Архангельском порту английские суда, сам же гостевал у воеводы городовой стражи. Но не в безделии время проводил: то встречался с вожами, знающими речной путь до Вологды, отбирал из них самых уверенных в себе, гордых своей работой, своим авторитетом у поморов, к тому же не лазающих в карман за словом; то проводил весь день в артелях судостроителей, которых определили ладить учаны: груза они берут много, а осадку имеют малую. А чтобы ненароком не подмочить груз, вода для которого губительна, решили послы делать повыше, но даже на низ все же грузить вначале свинец и медь, а уж поверх них все, что боится воды.

— Если осмолим основательно днище, груз не попортится. Голову наотрез даем, — утверждали мастера. — Не опасайся, боярин. Мы же понимаем, сколь важен груз из Англии.

Богдан верил мастерам, но каждый опущенный на воду корабль проверял не единожды, сухо ли в трюмах, не потеют ли борта. Артельные обижались на дотошность оружничего, но он, сходя на берег, всякий раз жаловал им добавку к договорной цене, и обида исчезала.

И все же, несмотря ни на что, выкроил Богдан денек для охоты на уток, гусей и лебедей. Молодняк уже встал на крыло, можно без зазрения совести пострелять.

Воевода расстарался. Не только подготовил уйму каленых стрел для самострелов, но и запасся на всякий случай рушницами. Вдруг гость захочет по сидячим жахнуть дробью. А на место охоты загодя выслал пару ловких в охоте ратников, чтобы выставили бы они чучела да подновили скрадки.

Выехали затемно. Миновали ворота, рысью прошли выпасы и сенокосные луга, еще пару верст до Даниловки и за этой деревней — в лес. Вековой. С густым подлеском. Темно, хоть глаз коли, хотя заря уже высветила восток, когда они сворачивали к лесу. В два счета можно заблудиться даже хорошо знающему его, но проводник вел охотников уверенно, иной раз даже пуская коня рысью, и к лесному озеру они выехали как раз к тому времени, когда оно начало просыпаться.

Светлело быстро, и озеро раскрывало свою изумительную красоту. Вода нежной голубизны еще бездвижна. Лишь прибрежный тростник нарушает предутреннюю тишину всплесками, хотя еще полусонными. Спросонок и незлобливая перебранка крякух, приглушенный говорок гусей, да все чаще и чаще всплески вышедших на тропу охоты щук и окуней — тростник жил своей предутренней жизнью по извечному природному укладу.