class="v">И ало-белое потом

Её там оказалось платье.

А после обнажила ноги,

Сняв туфли алые, и вмиг

Её краснеет милый лик,

Она шептала: «Он в дороге;

Не может он не знать, что тело

Моё нагое ждёт его,

И я, Jehane du Castel beau.

Приму его, коль знает, смело».

Взяв меч тяжёлый с рукояткой

Серебряной, затем она

Запела страстно, и луна

Внимала песне той некраткой.

«За морем злато крыл!

Свет бледный мир покрыл,

Злат локон пал, уныл,

Несите мне свой пыл,

О злато крыл!

В воде, у скал

Камышницы клюв ал.

Губ красных сладок лал;

Ржой красной полн фиал,

И красный бьёт кинжал.

О, рыцарь, ты мне мил!

Глаз моих синь не впрок?

Жжёт холодом сквозь стог

Ветр западный у ног;

Зреть не пришёл ли срок

За морем злато крыл?

Ров – с тиной, лебедь – бел,

Плыть – перышек удел,

Чёлн синий их задел,

Бег горностая – смел;

Тон музыки звенел

Сладкозвучной!

Злато крыл,

Слушай злата прядей глас,

Замок Дам звенит сейчас,

За морем злато крыл!

Пурпур ложа – это мне,

Стены красные – вовне.

Рядом яблоки висят,

И осу змеиный яд

Убил в ночи осенней,

Нетопырь весь в движенье,

И рыцарь в страстном рвенье

Целует влажный мох,

Дней скучных бег заглох, —

За морем злато крыл!

За морем злато крыл!

Свет лунный мир покрыл,

Злат локон пал, уныл,

О, рыцарь, ты мне мил!

В ночи злат крыльев шквал,

Бел лебедь мокрым стал,

Целуй мне губ овал,

За морем злато крыл!»

Но лунной ночью нет ответа,

Молчит и пасмурный рассвет,

Лужайка не даёт ответ,

И розы, украшенье лета.

Худы, хладны, усталы ноги

Её, и губы чуть дрожат,

И слёзы жалости скользят

До подбородка в час тревоги.

А чуть приподнятая шея,

Как сломана, упала вдруг;

Как будто рядом сердца стук

Её хотел сломать быстрее.

Она, когда сошла с постели,

Не удержалась на ногах,

И на коленях, на руках

Ползла к окошку еле-еле.

Наружу выглянула в горе,

На подоконнике – рука:

«Нет на пустом холме флажка,

И паруса не видно в море.

Здесь не могу я оставаться,

И лица счастья видеть их,

Бед не боюсь я никаких;

Ведь с жизнью я могу расстаться».

Затем походкою дрожащей

Она пошла, от мук хладна,

Рыдая; наконец, она

Огромный меч взяла лежащий,

На рукоятке пальцы сжала,

И, тихо лестницу украв,

Босой ступила в зелень трав

В одной сорочке, и сказала,

Когда в ней вспыхнула надежда:

«Господь, пусть он придёт, любя;

Пусть видит: сбросила с себя

Я красно-белую одежду.

Его я встречу; ожиданье

Пусть даже длится десять лет,

Пусть на сердце кровавый след,

Но всё ж закончится страданье.

Пусть не придёт, кого я славлю,

Но я смогу придти к нему,

Что знаю, покажу ему,

И говорить его заставлю».

О Жанна! Солнца отблеск красный

Ей ноги золотом омыл,

Сорочку, складки им покрыл,

Что были, словно день ненастный.

Майлз, и Джайлз, и Isabeau,

И Ellayne le Violet,

Мэри, Constance fille de fay!

Где ж Jehane du Castel beau?

Скачет Джервез долгожданный!

Где песок лежит петлёй,

Где вода сошлась с землёй,

Слез с коня он рядом с Жанной.

Почему здесь меч разбитый?

Мэри! мы скорбим о ней;

Забери её скорей,

Но без слова над убитой.

Джайлс, и Майлз, и Джервез бравый —

В «Ледис Гард» все ждут войны;

Коль вы рыцари, должны

Лезть бесстрашно в бой кровавый.

Яблони рубить всем надо

И осины. Без труда

Сделают из них тогда

Преотличную преграду.

О, бедняжки Isabeau

И Ellayne le Violet;

Страх потери! Ведь во мгле

Там Jehane du Castel beau.

В бедной Мэри всё мертво!

Плачет Constance fille de fay!

Сколько стало грустных дней

Без Jehane du Castel beau.

Теперь и яблоки не зреют

У старых мхом покрытых стен

И падают в дернистый тлен;

На башне флаги не пестреют.

И грязный лебедь ест в охотку

Траву зелёную во рву;

Мужчина мёртвый, наяву —

Внутри гнилой текущей лодки.

Старая любовь

«Сэр Джайлз, а ты уже старик, —

Сказал я. «Да! – ответил он.

С улыбкой грустною поник,

В сплошных морщинах, иссушен.

– «На бацинете острия

Мне смяли – сделали салад[111],

Хоть шею трут его края;

Но бацинет был кривоват».

Смотрел он долго на костёр:

– «И ты, сэр Джон, в руках зимы;

(Он был и грустен, и хитёр),

Как видишь, износились мы».

Въезжают рыцари во двор,

Глядят надменно; лишь мой лорд

И леди свой смягчили взор,

Мой старый меч служить им горд.

(Миледи! Не застынет кровь

От слова этого во мне).

– «Джон, правда ль, что напали