не должны.

Спасайся, смертный, ты есть цель,

Он поразит из глубины

Кровь нашу – яркую капель,

И грудь – скорлупку – звук струны.

Лесная панихида[121]

Ветер гнёт сосны,

А ниже

Нет дыхания бури;

Мох здесь спокойно лижет

Корневища и травы роены,

Светясь тут и там лазурью.

Как в морской глубине

Сосны тихо рыдают из тьмы.

А вон там, в вышине,

Жизнь стремится вперёд,

Словно тучи ведут хоровод;

И мы шли,

И как шишки упали средь той кутерьмы,

Даже мы,

Все в пыли.

Их сборника «Собрание стихотворений» (1912)

«Да, Любовь – богиня…»

Да, Любовь – богиня,

Люди говорят.

И её святыня —

Вздох и влажный взгляд.

Жить ли без рыданий

Нам на склоне лет,

Без любви страданий?

Тысячу раз – нет!

Радость мгновенна

Кратка радость,

Скорбь – на годы,

Страсти сладость —

Скорби роды.

Любя желанье,

Пока не стар,

Люби страданье,

Скорбь – это дар!

Алджернон Чарльз Суинбёрн[122]

(1837–1909)

Из сборника «Стихотворения и баллады» (1866)

Laus Veneris[123]

Lors dit en plourant; Hélas trop malheureux homme et mauldict pescheur, oncques ne verrai-je clémence et miséricorde de Dieu. Ores m’en irai-je d’icy et me cacherai dedans le mont Horsel, en requérant de faveur et d’amoureuse merci ma doulce dame Vénus, car pour son amour serai-je bien à tout jamais damné en enfer. Voicy la fn de tous mes faicts d’armes et de toutes mes belles chansons. Hélas, trop belle estoyt la face de ma dame et ses yeulx, et en mauvais jour je vis ces chouses-là. Lors s’en alla tout en gémissant et se retourna chez elle, et là vescut tristement en grand amour près de sa dame. Puis après advint que le pape vit un jour esclater sur son baston force belles feurs rouges et blanches et maints boutons de feuilles, et ainsi vit-il reverdir toute l’escorce. Ce dont il eut grande crainte et moult s’en esmut, et grande pitié lui prit de ce chevalier qui s’en estoyt départi sans espoir comme un homme misérable et damné. Doncques envoya force messaigers devers luy pour le ramener, disant qu’il aurait de Dieu grace et bonne absolution de son grand pesché d’amour. Mais oncques plus ne le virent; car toujours demeura ce pauvre chevalier auprès de Vénus la haulte et forte déesse ès fancs de la montagne amoureuse.

Livre des grandes merveilles d’amour, escript en latin et en françoys par Maistre Antoine Gaget. 1530.

Спит, иль проснулась? поцелуй тайком —

На шее фиолетовым пятном

Блестит, пока смолкает кровь, играя:

Ужалил нежно – шеи мил излом.

Хотя и продолжал я свой засос,

Её лицу он краску не принёс;

Спокойны веки, думал я, взирая,

Сон согревает кровь ей и в мороз.

Ведь только ею восхищался мир;

Она всех лет прошедших триумвир;

Тянулась вся в цветах её дорога:

Дней и ночей она двойной кумир.

Ведь прелести её влекли уста,

Те, что теперь целуют лишь Христа,

Покрыв себя в печали кровью Бога:

Ценимы наши души у креста.

Господь, ты так прекрасен и велик,

Но глянь – в волнистых прядях чудный лик!

Целил ты поцелуем состраданья;

Но рот её – прекраснейший цветник.

Она прекрасна; в чём её вина?[124]

Господь, взгляни, увидишь сам сполна;

Уст матери твоей благоуханье

Такое? О, как мила она.

В пещере Хорсел[125] воздух, словно жар;

Бог знает, сей покой – устам ли в дар;

Здесь свет дневной пылает ароматный,

Не зреть его, для чувств моих – удар.

Венера – тело для души моей —

Лежит со мной в чудесном платье фей

И чувствует огонь мой благодатный,

Через глаза впитав его полней.

Моё же сердце у неё в руке,

У спящей; рядом с ней стоит в венке

Из золотых шипов, в огне сиянья,

Эрот, бледней, чем пена на песке

Горячем, как солёной пены клок —

Сухого пара скрученный клубок

Из уст морских, пыхтящих от желанья;

Он ткёт, и перед ним стоит станок.

Поставлена основа; дальше нить

Утка, всю в красных пятнах, протащить

Челнок обязан ровно в сердцевину;

С голов разбитых прядь желает свить

Эрот, хотя ни рад, ни огорчён, 45

Трудясь, он грезит, ткёт в мечтаньях он,

Пока не намотается бобина,

Я вижу: ткань, как пар, клубится вон.

Ночь – как огонь; тяжёлый свет в тени,

И бьётся плоть моя, когда огни

Дрожат, и не рыдают всеми днями

Об этом сне, коль все ушли они.

Ах, бросил бы Господь меня вослед,

Где воздух влажен, листьев длинный плед,

Где трав приливы пенятся цветами,

Иль где сияет в море ветра след.

Ах, если бы Он вызвал рост травы

Из тела моего, из головы,

И запечатал этот сон печатью,

Я б не был среди смертных, что мертвы.

Бог превратит ли кровь мою в росу,

Чтоб глух и слеп я был бы, как в