Я отдернул занавеску и увидел открытое окно, которое вело на пожарную лестницу. Я выбрался на нее и посмотрел вниз. Я увидел Стросса – эту серебристую тестообразную массу, которая уже спрыгнула с лестницы и двигалась по тротуару, мимо не видящих его теневиков, вооруженных распрыскивателями краски. Прямо на пути его стоял Гэрберт Уэллс, слепо шаривший стволом заморозчика, рядом Вертокрыл застыл в стойке боксера, держа в правой руке револьвер. Но Строссу было плевать на них, ведь его никто не видел.

Он уходил, скрывался от рук правосудия. Он чувствовал свое превосходство, а я чувствовал приступ отчаянья, который подкатил к горлу. Ведь если мы его сейчас упустим, то шансов на его поимку не останется. Он заляжет так глубоко на дно, что никто его никогда не выцарапает. Тут я вспомнил, что, чтобы сделать невидимку видимым, его нужно пометить. А для этого я должен как-то его выделить из городского пейзажа. Я заметался взглядом по лестнице, по комнате и увидел цветочный горшок. Недолго думая, я схватил его и бросил в убегавшего Стросса.

Я мог промазать, и тогда мы потеряли бы последний шанс на поимку особо опасного преступника, но удача была сегодня на нашей стороне. Горшок точно ударил ему в спину и разбился, сбив его с ног. Этого было достаточно. Теневики увидели аномальное поведение летающего горшка и включили распылители. В мгновение они залили Стросса зеленой краской. Он вскочил на ноги, изрядно шатаясь, и тут же получил разряд заморозчика лично от Уэллса. Ледяная зеленая статуя застыла на тротуаре Ист-Энда. Теперь нам осталось только доставить этот предмет искусства в Скотленд-Ярд, пока он не начал оттаивать. Я вздохнул с облегчением. Это была вполне решаемая задача.

* * *

– Стало быть, вы утверждаете, что Стросс видел вас, в то время как вы были невидимы? – переспросил меня Уэллс. Это обстоятельство его очень заинтересовало. Он явно столкнулся с ранее ненаблюдаемым явлением. И это было вполне объяснимо, человек-невидимка до этого дня был один – Чарльз Стросс. Гэрберт ставил еще эксперименты над Штраусом, но дворецкий не покидал в таком состоянии дом, а Стросс не ходил к Уэллсу в гости, поэтому они не видели друг друга. При этом ни Стросс, ни Штраус не рассказали Уэллсу о том, что видят на месте своего тела странную субстанцию серебряного цвета. Вероятно, они не придали этому значения, потому что осознанно пошли на эксперимент и наслаждались эффектом невидимости. В то время как я вынужден был пойти на этот шаг под давлением обстоятельств.

– Значит, невидимки могут видеть друг друга. Это очень и очень любопытно.

– А вы на что рассчитывали, когда меня отправили к нему на квартиру? – спросил я.

– Я рассчитывал на то, что он маскируется одеждой под человека. Но в случае опасности избавится тут же от нее. Если вы будете при этом присутствовать, то сможете остановить его и пометить. Как мы ранее договаривались, – сказал Уэллс. Было видно, что мои вопросы раздражают его своей глупостью и пустым сотрясанием воздуха.

– Я почему-то был уверен, что увижу его. Но при этом не подумал, что он может увидеть меня. Тут я растерялся, – признал я свою ошибку.

Хорошо, что эта ошибка оказалась не роковой, и нам все же удалось поймать Стросса.

– Один человек-невидимка сможет стать предохранительным механизмом для других невидимых людей. Стало быть, в будущем, чтобы избежать злоупотребления этим открытием, нам придется создать невидимую полицию, которая будет контролировать действия невидимок. Тут есть о чем подумать. Впрочем, не будем торопиться. Сегодня мы славно потрудились и заслужили отдых.

Внезапно раздраженный и энергичный Уэллс расслабился и стал доброжелательным и заботливым, что заставляло думать о том, что он либо опять попал под волнообразное изменение своего настроения, либо торопится избавиться от меня, чтобы заняться новыми исчислениями в связи с открывшимися сегодня новыми данными. Я не стал заставлять себя уговаривать. Заявил, что чертовски устал и хочу спать. Если я на сегодня больше не нужен, то с удовольствием отправляюсь домой, чтобы помыться и выспаться. Гэрберт не стал меня задерживать.

Работая над созданием машины времени, Уэллс теоретически предположил существование изначального мира, в котором действуют иные физические законы, а время там отсутствует как явление. Это стартовый мир, пробный. Мир экспериментальный, на котором Творец проводил свои опыты, выстраивая остальные вселенные. Идея показалась мне бредовой, но я не стал ее отвергать, а внимательно выслушал Уэллса. В конце концов, не все его разработки оказывались жизнеспособны, но мысли его всегда были весьма плодотворными, и даже если какая-то идея оказывалась ошибочной, она порождала новую идею, из которой рождалось что-то поистине важное и интересное.

Я забыл об этом разговоре и о Межвременье, так Уэллс назвал свой изначальный мир, но однажды вечером, спустя несколько дней после задержания человека-невидимки Чарльза Стросса, сидя перед камином с трубкой, набитой ароматным табаком, и с бокалом портвейна, он напомнил мне о старом разговоре.

– Я нашел способ открыть дверь в стене, – сказал он.

Я сначала не понял, о чем говорит Гэрберт, поэтому переспросил:

– Дверь в стене?

– Дверь в Межвременье, к изначальному миру. Я долго работал над этим и наконец могу сказать, что мои труды увенчались успехом. Я готов к тому, чтобы открыть дверь. Но нам предстоит сделать самое важное – провести испытания, а именно – отправить путешественника в Межвременье.

– Какой практический смысл в этой двери и Межвременье?

– Я сейчас объясню. Наберитесь терпения, – пообещал Уэллс.

И он объяснил.

Я допил портвейн, налил себе еще один бокал и задал самый важный вопрос:

– И кто же будет тем смельчаком, что отправится в путешествие в Межвременье?

Уэллс ответил.

Я пошел на это, потому что другого выбора у нас не было. Я не знал, что меня ждет там, в этом новом неизведанном мире. В мире, где все существует одновременно и одновременно ничего не существует. Но сверхзадача, которую поставил передо мной Уэллс, добавляла мне решимости. Я должен был спасти наследие Уэллса. Спрятать его от всех глаз, от нечистоплотных рук, создать резервную копию на тот случай, если в нашем мире случится какое-нибудь несчастье и работы Уэллса окажутся уничтоженными или, чего хуже, попадут не к тем людям, которые решат использовать их на благо обогащения и войны, а не во имя мира и процветания человечества. В первую очередь мы должны были спрятать архив от профессора Моро и островитян, которые уже однажды сделали попытку его похитить.

Уэллс придумал создать архив с разработками и спрятать его настолько надежно, насколько это представляется возможным. Он долго разрабатывал этот план, и настал день, когда решил о нем рассказать мне. Сперва я не поверил в существование этого мира, затем отказывался верить в то, что Гэрберту удастся открыть в него дверь. Но он был очень настойчивым и убедительным и добился своего.