Он опустошает чашку, даже не потрудившись ответить на второй вопрос игры. Затем мой взгляд падает на Ронака. Он ни на кого не смотрит, просто сидит, уставившись в одну точку на столе. Я прокашливаюсь.

– Ты следующий, Не-Первый.

Он ничего не говорит, и я беспокоюсь, что он откажется участвовать и уйдет. Но, к моему удивлению, он наконец отвечает:

– Я зол на себя за то, что сделал. С Виессой. С Дельшин. С принцем. С моей стаей. Я злился на себя каждую секунду каждого дня в течение последних пяти лет. Я знаю, что наша стая распадается, и это моя вина. Мое чувство вины и злость съедают меня изнутри, и я уже давно не чувствовал ничего другого. Поэтому я могу лишь попытаться сохранить нам жизнь.

Тишина.

Клянусь, если бы прямо сейчас одно из моих перьев выпало и упало на пол, мы смогли бы это услышать, вот насколько тихо становится в комнате, как только Ронак произносит свое признание. Он осушает стакан, а затем идет за бочонком, снова наполняет бокал и выпивает его, пока мы наблюдаем за ним. Даже Эверт смотрит на него во все глаза.

Чувствуя, что необходимо вмешаться, я тянусь к бочонку и тоже наполняю свой стакан.

– Я злюсь на всех вас за то, что вы испортили свою связь стаи. И я ужасно злюсь из-за любых разговоров о том, чтобы разорвать вашу связь. Вы же семья. Я вижу это, даже когда вы хотите перегрызть друг другу глотки. Вы подходите друг другу. Вы понимаете друг друга. Не отказывайтесь от всего этого из-за нескольких ошибок и гулящей девушки-генфина, которая не видела, чего вы по-настоящему стоите. Докажите ей и этому свинье-принцу, что они не сломали вас. Простите друг друга и станьте той стаей, которой вам суждено быть, а затем отправьтесь на этот отбор и победите.

Я делаю медленные глотки, надеясь, что так алкоголь пойдет легче. Не помогает. Закончив кашлять, я говорю:

– Если вы этого не сделаете, то мне будет грустно, ведь мне придется всадить вам стрелы в задницы за то, что вы слишком глупы и упрямы, чтобы двигаться дальше. И поверьте тому, в кого попадала стрела, это не слишком приятно.

Эверт ухмыляется мне.

– Что, сначала ты была нашим домашним демоном, а теперь стала ангелом, который пытается нас спасти?

Я качаю головой, чувствуя, как алкоголь действует на меня.

– Нет. Я ваш Купидон, и я сделаю то, что умею лучше всего. Я вылечу ваши чертовы сердца.

Напоминание для глупого Купидона: когда пьешь алкоголь, останавливайся после первого стакана, потому что твой уровень устойчивости к алкоголю равен нулю.

Тебе не следует, ни при каких обстоятельствах, решать, что было бы неплохо посоревноваться с Эвертом в том, кто выпьет быстрее.

Тебе также не стоит залезать на стол, танцевать и петь песни из мира людей, слов которых ты не знаешь. Никому не нужно это видеть или слышать.

И нет, медовуха Эверта однозначно не вкуснее, когда выходит из тебя, чем в момент, когда попадала внутрь. Она даже хуже.

– Как ты себя чувствуешь, Чесака? Или мне стоит начать называть тебя Кишки? Ты достаточно их выблевала.

– Уходи, Третий, – ворчу я Эверту, лежа лицом в траве.

Понятия не имею, как я тут оказалась. Все стало расплывчатым прошлой ночью примерно в то время, когда я попыталась забраться на Ронака как на дерево, чтобы покачаться на его руке.

Эверт смеется и садится рядом со мной, протягивая бурдюк с водой.

– Выпей это, я добавил немного трав, которые помогут твоей голове.

От меня требуются серьезные усилия, чтобы сесть, и меня снова начинает мутить, но каким-то образом, несмотря на головокружение, мне удается попить воды.

– Хорошая девочка, – говорит Эверт, гладя меня по голове. – Знаешь, ты выглядишь довольно мило с похмелья.

– Ну а ты выглядишь довольно глупо.

Его ухмылка становится шире.

– Вот и твое очарование.

– Я ненавижу тебя.

Он цокает языком.

– А-а, не ври. Разве ты не помнишь, что сказала прошлой ночью? Ты сказала мне, что я, и я цитирую, твой «чертов любимчик, потому что я забавный, и у меня есть ямочки, которые ты хочешь облизать».

Я прищуриваюсь и стону.

– О не-е-ет.

– О да, – говорит он со своей противной ухмылкой. – Еще ты утверждала, что хотела бы поцеловать морщинки вокруг глаз Силреда. Понятия не имею, о чем ты говорила, но бедняга вспыхнул тремя оттенками красного.

Я обхватываю руками свою кружащуюся голову.

– Почему ты не остановил меня, чтобы я не позорилась? – говорю я, закрыв лицо ладонями.

– С чего бы мне это делать? Ты была ужасно смешной. Ты даже ущипнула Силреда за соски и сказала ему, что рада, что испортила его рубашку в куче отходов, чтобы все время пялиться на его грудь.

Я опускаю руки и недовольно смотрю на него.

– Ладно, теперь ты можешь заткнуться.

– О, и ты продолжила играть в свою игру с грязным бельем и призналась, что тебе жаль, что ты прокралась в комнату Ронака и наполнила его ботинки беличьими экскрементами, – добавляет Эверт, бросая на меня вопросительный взгляд. – Ты правда это сделала?

Я пытаюсь не рассмеяться, но смех все равно вырывается из меня.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. Я бы никогда не сделала ничего настолько детского.

Эверт смеется.

– Конечно. С нетерпением жду, когда ты снова напьешься. Я долгие годы так не веселился.

– Рада, что смогла развлечь тебя.

Эверт вытаскивает листочек из моих волос и стирает пятно с моей щеки.

– Думаю, тебе стоит знать, – говорит он, и его тон становится более серьезным. – Это была глупая игра. – Я пытаюсь поспорить с ним, но он обрывает меня: – Глупая игра, но, может быть, и не совсем плохая.

– Серьезно? Значит, ты больше не ненавидишь Ронака?

– Давай не будем заходить так далеко, – предупреждает он. – Но я подумываю о том, чтобы не ненавидеть его.

Я могу жить с этим.

– Хорошо.

– Ронак все еще козел.

Я киваю.

– Определенно.

– И я все еще буду безжалостно издеваться над ним.

– Я бы и не хотела, чтобы было иначе.

– Но может быть, если мы переживем отбор, я подумаю о том, чтобы не задушить его во сне.

– Пожалуйста, только не надо распускать тут сопли.

Он качает головой, а затем щелкает меня по носу.

– Ты язвительная штучка.

– Да, теперь отнеси меня внутрь и накорми. А затем подогрей мне ванну, расчеши мне волосы и скажи, какая я красивая.