Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, нам стоит ехать молча, — пробормотала я, слегка отвернувшись от него и уставившись в окно.
Мы подъехали к пятизвездочному отелю и воспользовались отдельным входом, чтобы попасть в пентхаус. Никогда в жизни я не была в пентхаусе, и жилище Лэндона меня не разочаровало. Номер выглядел более чем роскошным. Как только мы вошли, я едва не упала в обморок. Вся мебель кремового цвета, а элементы декора выполнены в разных оттенках голубого, дополняя сдержанный интерьер. Все на высшем уровне — словно я оказалась прямо в рекламе Pottery Barn.
Не хватало только собаки, живописно лежащей на одном из ковров.
Как раз в эту секунду из соседней комнаты выбежал пес, высунув язык и виляя коротким хвостом.
— Привет, Матрос, — поприветствовал Лэндон своего верного компаньона.
Он наклонился, чтобы погладить собаку, но щенок продолжал скакать вокруг меня, виляя хвостом и прыгая мне на ноги.
Я не могла не улыбнуться и наклонилась, чтобы почесать ему животик.
— Эй, милашка. Как дела? — спросила я, тиская собаку.
— Только что моя собака бросила меня ради женщины.
— Ничего не поделаешь, у него хороший вкус.
Лэндон криво улыбнулся, снял пальто и пошел на кухню.
— Хочешь что-нибудь выпить?
Я поморщилась:
— Думаю, я воздержусь от алкоголя в ближайшие несколько дней. Меня тошнит от одной мысли.
Он посмеялся:
— Вообще-то, я имел в виду кофе или чай.
Ой. Конечно, сейчас ведь только десять утра.
— Если ты сделаешь мне кофе, я не буду возражать.
— Я думал, ты ненавидишь кофе.
— Я противоречивая женщина.
Он приготовил мне кофе именно так, как я всегда любила, — с огромным количеством сливок и даже с двумя печеньями на блюдечке.
— Спасибо, — поблагодарила я, взяв кофе и угощения и устраиваясь на диване. Матрос поспешил улечься рядом со мной.
— Если он тебе мешает, можешь его оттолкнуть.
Я точно не из тех, кто отталкивает собак.
Я улыбнулась Матросу, который свернулся калачиком и уснул.
Лэндон заварил себе кофе и подошел к обеденному столу. Достав блокнот, он начал быстро что-то строчить.
Я не могла не задаться вопросом, что он пишет, но знала, что лучше его не спрашивать. Я сама сказала ему со мной не разговаривать, и было бы грубо нарушать мое собственное правило.
Он писал так быстро, что казалось, будто его слова лились сами по себе. Время от времени его губы изгибались в улыбке, и, дописав очередной лист, он складывал его, как письмо, и откладывал в сторону.
Чем больше листов он исписывал, тем сильнее росло мое беспокойство. Так ли он выглядел, когда писал в нашем блокноте? Так ли он улыбался?
— Знаешь, это разбило мне сердце, — сказала я.
Он посмотрел на меня с недоумением в глазах:
— Что?
— Когда ты перестал писать мне письма и исчез.
Он опустил ручку на стол.
Я знала, что не должна была говорить о прошлом, чтобы не обнажать старые шрамы, но я ничего не могла с собой поделать, наблюдая за тем, как он пишет кому-то так же, как когда-то писал мне.
— Мне было так больно, когда я видела твое счастливое лицо по телевизору. Я знаю, что это глупо, но это так.
— Это не глупо, — возразил он.
Я попыталась улыбнуться, но не смогла себя заставить.
— Кому ты пишешь?
Кому теперь предназначены твои любовные письма?
Он хотел ответить, но я подняла руку, чтобы его остановить.
Что я делаю?
Я не хотела этого знать — отчасти потому, что это было не мое дело, но главным образом потому, что было бы слишком больно узнать их адресата. Я взглянула на свой телефон, чтобы проверить время.
— Думаю, я уже могу идти.
— Я отвезу тебя обратно в кофейню.
— Нет, не нужно. Я возьму такси. Наверное, тебе не стоит туда возвращаться.
Я встала, в последний раз погладила Матроса и направилась к входной двери.
— Спасибо за кофе.
Лэндон подошел ко мне. Он придержал дверь рукой, и, когда я уже собиралась выйти, его ладонь легла мне на предплечье:
— Шей, подожди.
— В чем дело?
Он приблизился, навис надо мной всем телом, и от его легкого прикосновения по моему телу пробежали мурашки.
— Несколько дней назад, когда мы занимались любовью…
— Занимались сексом, — поправила я, пытаясь укротить охватывающее меня безумие.
— Да. Несколько дней назад, когда мы занимались сексом… ты тоже это почувствовала?
Наши глаза встретились.
— Почувствовала что?
Он понизил голос, и его горячее дыхание коснулось моей кожи.
— Все. Шей… не было дня, когда я не думал о тебе. Ты первая женщина — единственная женщина, которая пробудила те части меня, которые, как я думал, уже никогда не проснутся. Ты стала решающим моментом моей жизни.
— Тогда почему ты исчез? — прошептала я, чувствуя, как боль в груди становится все сильнее и сильнее.
Я ощущала, что с каждой секундой мои эмоции нарастают, и именно поэтому мне следовало уйти как можно скорее. Я не могла снова позволить ему разбить мне сердце. Я должна была это преодолеть. Освободиться от его оков. Справиться.
— Ладно, забудь. Это тяжелый разговор, а я не хочу, чтобы между нами снова происходило что-то тяжелое. Извини, Лэндон. Я не могу.
Не оглядываясь, я выбежала из его пентхауса. Я спешила по коридору и изо всех сил старалась сдержать наворачивающиеся слезы. Но в глубине души я знала ответ на вопрос Лэндона о том, почувствовала ли я то же, что и он. Я знала правду, но изо всех сил старалась ее игнорировать.
Я все почувствовала.
В ту ночь, когда мы были вместе, я почувствовала все, и это было прекрасно — пусть даже на мгновение.
Глава 23
Шей
— Должна признать, это довольно остроумно, — сказала Рейн, когда мы сидели перед монитором ее компьютера и просматривали статью за статьей. — Они называют тебя «Девушкой из кофейни», и все их заголовки — настоящие жемчужины. «Девушка из кофейни — латте-сумасшествие», — процитировала она, хихикнув.
— Это не смешно, Рейн.
Я застонала, сгорбившись в кресле. Как это вообще случилось? Буквально вчера я потеряла работу, и, к счастью для меня, мистер Голливуд оказался поблизости, благодаря чему масса людей запечатлели на камеру мой позор. Они успели как раз вовремя, чтобы заснять, как я бросаю латте со
