пятном, особенно теперь, когда даже солнце за облаками утратило прежнюю яркость. Все стало таким мрачным, холодным, галька покрылась изморозью, а на языке, помимо соли, стоял горький и пыльный привкус апатии.

Лед и одиночество. И бесконечно темное море. Дан определенно был не в порядке.

Я почти успел спросить его, но нас окликнули. Услышав голос Рамоны, Дан резко помрачнел.

— Эй вы! — Она подоспела к нам.

Рамона наконец оставила форму. Простые брюки, белая рубаха и плащ. В одной руке протекторши была кружка с чаем, а другую она держала в кармане.

Озарившись приветливой улыбкой, Рамона сказала:

— Никак не могу найти ни единой души, а вроде как местный центр Света. Почему не позвали меня на обсуждение дел с занудой послом?

— Как-то мы все это время и без тебя обходились, — пренебрежительно бросил ей Дан. — Ты сама нас к этому приучила, так что, пожалуй, мы просто забыли.

— Дорогой, ты что, все дуешься? — искренне удивилась она. — Так и остался нюней?

— Нюней? — Лицо Дана угрожающе окаменело.

— И мямлей.

Рамона была полностью довольна собой и уверена в сказанном.

— Ты бросила нас, — зашипел он.

— Бросила? Я всегда была в работе, милый. Выполняла свой долг…

— Ага. Без выхода на связь. Ты приходила, когда нас настигали катастрофы, но где тебя черти носили при смертях товарищей?!

Я взволнованно смотрел на эту сцену, чувствуя, что не должен тут быть. Рамона обомлела. Но всего на миг. Она спокойно отпила чая.

— И ты спрашиваешь еще, почему я называю тебя нюней? Дан, тебе сколько лет? А ведешь себя так инфантильно. Эх, не выбила я этого из тебя…

— Где тебя носило, когда умерла Ламия?! — рявкнул Дан.

Все стихло. Рыбы округлила глаза.

— Ла… Погоди, что?

— Хочешь сказать, что тебя опять не было здесь? Что ты опять ни черта не знаешь, чем мы тут живем?!

— Я исследовала аннигиляции! — воскликнула она. — Вы меня не пригласили в свой закрытый кружок, так что…

— Да мне плевать, где ты была! Главное, что не здесь. Тебя не было, когда мы хоронили Пабло, Спенсера, Линь. Тебя не было, когда мы кремировали Маркуса, а он тоже был твоим учеником!

Его разрывало от невысказанных слов. Дан не мог надышаться и отчаянно выплевывал эти слова скорее в пустоту, а не в остолбеневшую Рамону. Он глубоко вобрал в грудь воздух и с ядом выдал:

— И катись себе дальше, Рамона. Катись в Обливион.

Дан быстрым шагом направился к Соларуму, почти сбив Рамону по пути. Мы же во все глаза смотрели ему в спину, боясь проронить хоть слово.

И все же Рамона отошла от изумления первой:

— Во дела.

— Да уж… — досадливо выдохнул я.

Она медленно повернулась ко мне, смотря куда-то вдаль.

— Он всегда таким был. С тонким устройством души. Не думала, что мое отсутствие так его заденет.

Приблизившись, Рамона качнула головой и снова сделала глоток из кружки.

— Сложное место этот ваш Соларум.

— Он и твой, — вскользь напомнил я.

— Нет, — ответила она, выждав пару секунд. — Уже давно нет.

Я не понимал, почему она не могла относиться к этому месту так же, как и мы. Да, не всякий был готов назвать Соларум домом с большой буквы, но все же здесь имелось что-то… наше. Общее. Пропитавшее и стены, и землю, каждый чертов серый камень и зеркало.

— Я не знала, что бедняжка Близнецы скончалась, — проговорила Рамона, прищурившись. — Только что вернулась.

— И долго ты еще тут будешь?

— Кто знает? Пока не разберемся. Если я предпочитаю существовать обособленно, то это вовсе не значит, что мне все равно на нашу планету. Сначала сделаем дело, а потом пойду. Но все же, милый Стрелец… как она умерла?

Комок черноты свернулся под сердцем. Я был вынужден повторить это вновь. Как уже говорил протекторам много-много раз.

— Украли оружие, верно? Выяснили какое?

— Эфирное стекло.

— О, то самое, которое мы нашли во второй половине тысяча семисотых? Занятно. Предыдущий посол сказал нам, что это очень опасная игрушка, но бесполезная для протекторов. Максимум сможем затыкать им друг друга до смерти, но не сплитов или эквилибрумов. Это что-то вроде обрядового оружия, как я поняла.

Я кивнул. Про документы я ей не сказал, равно как и остальным, не знающим о договоре с падшими. Это нам еще предстояло утрясти.

«Трэтмар сервас…»

Слова, так усердно выделенные Ламией из перевода. Мне был необходим оригинал.

Пока Рамона тихо гадала о возможных причинах убийства Ламии, я решил показать ей улику, которую почему-то оставил у себя, хотя Коул требовал сдать ее Тисусу на осмотр. Все эти дни я рассматривал ее, и каждый раз в голове начинало гудеть, как будто в черепе билась стая мух. Протекторша осеклась, увидев мою протянутую руку. В ее ладонь упала подвеска с зеленым глазом.

Рамона охнула, ошарашенно разглядывая украшение.

— Откуда… Дорогой, откуда это у тебя?

— Это было у Ламии. Когда она уже умерла.

— Вот черт…

Она с тоской водила пальцами по стеклянной поверхности подвески.

— Я когда-то подобрала ее как небольшой трофей с одной охоты в Перу. Любила, знаешь, собирать безделушки. А эта казалась смешной такой. — Рамона тяжело вздохнула, запрокинув голову к звездному небу. — Потом подарила ее ученику на память. Он тогда едва не умер.

— Подожди… — Я оторопел. — Дану?

Но она покачала головой и положила глаз в карман. Я был не против. Даже полегчало. Никакого больше гудения в ушах.

— Нет. У меня было три ученика. Каждый бестолковый в той или иной мере. Дан Вуйцик, Маркус Айхенвальд …и Грей Фарадей. Да, я отдала эту штучку Грею перед тем… В общем, перед тем как отправиться в долгую-долгую ссылку. А он без меня распустился и устроил полный кавардак. И, судя по всему, продолжает делать это до сих пор. Мне жаль Ламию. Правда.

* * *

Это было так чертовски логично. Почему, почему я сразу не подумал, что к нам вломился Грей?!

Я ходил по своей комнате, хватался за голову, раздираемую мыслями.

Грей. Это был он. Везде и во всем.

О падших не было слышно столь долгое время, что все расслабились. Я сам забыл, что их следует остерегаться, ненавидеть. Возможно, именно это пренебрежение и стоило Ламии жизни. Я пренебрег всем. Особенно ею.

Получалось, что Грей знал о документах, знал о договоре с остальными падшими. И если он забрал не только оружие, но и записи, значит, там и правда содержалось нечто способное ему навредить. Или даже убить. Чем бы этот ублюдок теперь ни был.

Я заставил себя сесть и прочитать перевод. Текста было