и все же пошла на кассу. Кристина заметила это краем глаза и поморщилась вредной кошке на фотографии, сдувая челку с глаз.

Трехцветная Паранойя, над которой она пыхтела вот уже который вечер, оказалась невыносимой, и хозяева со смехом признались, что сами устали от нее. Им и одной-то кошки было много, чтобы и на портрете ею любоваться, но заказ оплатили друзья — подарок на вторую годовщину свадьбы. За месяц до этого у новоиспеченной семьи умер милейший и тихий хомячок Гошан, так что кроме Паранойи рисовать было некого. Кристина заверила, что сделает все в лучшем виде, но кошка получалась фальшивой, чужой, и Кристина никак не могла догадаться, в чем же причина.

Заказ ждали завтра вечером. Время поджимало, часики тикали и все в таком духе, обычно спокойная Кристина отчего-то в этот раз не могла унять нервную дрожь в пальцах. Сегодня она встала пораньше, сбежала из квартиры, пока все спали — Шмель до рассвета орал от коликов и выгибался дугой, — и сразу же поехала в маленькую столовую при институте. Сюда она как-то заглянула с друзьями-студентами, и так ей понравились крошечные столики, в хаосе разбросанные по залу, подоконники в стопках учебников и художественных книг, запах картофельного пюре и компота из сухофруктов, что она возвращалась снова и снова. Шумно тут было только на переменах, чаще всего в обед, но Кристина готова была это пережить, если можно взять кусок яблочного пирога за пятьдесят рублей и несколько раз попросить кипяток в один и тот же стаканчик с чайным пакетиком.

Пока друзья работали фрилансерами или колумнистами, сидели над ноутбуками в кофейнях с лаундж-музыкой, лавандовым рафом и вежливыми официантками, Кристина приезжала в свою столовую. Она слушала, как повариха теть Зоя (которую все звали теть Заей) на раздаче бранилась и замахивалась щипцами, если кто-то долго выбирал суп; морщилась от хлорки, которой протирали столы, и разукрашивала трехцветных кошек в планшете.

Вернулась Маша с двумя кружками чая, поставила одну, с долькой лимона, перед Кристиной. Подышала над кипятком, тронула его кончиком языка и уставилась в низкое окно.

Кристина подавила вздох. Ей куда больше нравилось рисовать второй заказ, французскую бульдожиху Марту с послушным взглядом, тем более что Марту заказали на холсте, а Паранойю — в электронке. За работу на планшете Кристина брала меньше, да и требовалось от нее просто отправить файл заказчикам, но масло и акварель все равно ничем нельзя было заменить. Она сохранила набросок, сунула стик в чехол и глянула на Машу.

— Чего рисуешь? — слабенько улыбнулась та.

— Заказчикам, кошку, — Кристина отмахнулась. Паранойя была красавицей с аквамариновыми глазами и лоснящейся шерстью, ушами разной длины, но не идет работа, и все. Маша, будто почувствовав, кивнула и замолчала. Пригубила остывающий чай.

— Нас через сколько ждут? — уточнила Кристина, поглядывая на кружку. Хоть она и выхлебала полную столовскую тарелку наваристого супа, все еще хотелось есть. Столовая опустела: кто-то вернулся на пары, кто-то сбежал в общагу, и Кристина думала об этом почти что с завистью. Она скорее согласилась бы жить с четырьмя (да хоть восьмью!) невыносимыми соседками, чем каждый вечер возвращаться к Юре и Шмелю.

Особенно к Шмелю.

Маша сверилась с телефоном:

— Еще час.

— Тогда я пожрать возьму, посиди еще…

Кристина купила минтай в кляре и быстро об этом пожалела — на пальцы налипала масляная пленка, костей было больше, чем мяса, да еще и пересолено. Маша косилась на поджаристый рыбный кусочек, как на чудо, но молчала. Кристина иногда представляла, как она без конца колет себя инсулиновым шприцом — если что-то и было в жизни, что пугало Кристину до сухости во рту, так это уколы. Бабушке перед смертью делали их столько, что она принималась дико кричать, едва завидев бутылочку спирта и салфетки в руках у детей.

Глаза у Кристины горели — Паранойя эта, Шмель с коликами, Машины добрые дела… Стыдно признаваться, но Кристина даже второпях проглядела купленные Юрой курсы для непутевых матерей, которые не могли полюбить никого, кроме себя, и ничего приличного там не обнаружила.

Ехать к Машиным «бедным детишкам» решили на автобусе. Кристина не понимала, как ее вообще смогли уговорить — просто доверчивый этот взгляд, пылающие румянцем щеки и жар в каждом слове, просто это была Маша, и ничего с этим не сделаешь. Робкая и незаметная, иногда Маша становилась очень убедительной.

— Ты здорово рисуешь, — сказала она однажды самую банальную вещь, заметив, как Кристина заканчивает очередную кошкособаку в планшете.

— Я и на машинке умею, и крестиком… — лениво отозвалась Кристина. В тот вечер им попалась не квартира, а самый настоящий кошмар — от пола до потолка разрастались гниющие мусорные горы, на подоконнике в тарелках кисла еда, газетные обрывки, книжные корешки, платья и плащи грозили высыпаться в коридор, если не успеешь прижать входную дверь. Даже Палыч дожидался волонтеров в подъезде, выкуривая одну дешевую сигарету за другой. Воспоминания поделили на семерых — только лишь для того, чтобы справиться с этой однушкой-хламовником.

Кристина помнила, как жутко хотела в этот вечер спать, и даже подумывала зарыться в одну из вонючих куч и подремать хотя бы полчасика. В чисто вымытой, выпотрошенной квартире она первым делом схватилась за планшет — только бы не уснуть.

— Слушай, а хочешь чего-нибудь доброе сделать? — выпалила Маша и покраснела так, что почти слилась цветом с ярким абажуром, который не стали засовывать в пластиковый короб, а просто поставили у выхода и напоследок включили в розетку.

Галка подавилась смешком, Дана вышла в коридор, чтобы дозвониться до отца. Кристине показалось, что она все же уснула:

— Какое еще «доброе»?

— Ну, помочь детям из многодетных семей, с родителями-наркоманами, с алкоголиками, асоциальными…

— А-со-ци-аль-ны-ми, — важно повторила Галка и снова хмыкнула. Палыч задерживался, и ей не на ком было отвлекаться от невеселых мыслей в собственной голове.

Маша умолкла, вцепилась пальцами в бахрому на абажуре и дернула с такой силой, что отодрала несколько плетеных ниток. Покраснела еще гуще, спрятала нитки в карман. Кристина сохранила проект кошкособаки, и пригляделась к Маше:

— И как я им помогу? Денег нет. Совсем.

— Да нет же, — Маша смешно, по-детски сморщила нос, — это я знаю. Я про то, что можно устроить мастер-класс, научить их рисовать хотя бы акварельками. Это же счастье! Ты просто покажешь им, как рисуешь, и они сами попробуют чего-нибудь намазюкать, поговорят с настоящей художницей. Здорово же!

— Здо-ро-во!

— Да помолчи ты, — отмахнулась от Галки Кристина. — Училка из меня что надо, тебе самой-то не смешно? Я же распугаю