Планы, о которых Лиз готова была рассказывать боссу днями и неделями, потрясали Лу не только своей дерзостью, но и удивительной, расчетливой практичностью. Лиз взяла в свои руки управление многими фондами компании, жадно изучала современную экономическую ситуацию, место в ней компании, кадры «Бенедикта» и даже ее историю. Она легко отличала действительно перспективные будущие прорывы от заблуждений, которые, кстати сказать, уже случались с компанией в тот или иной период ее развития. Она все что угодно могла разложить на доллары и центы. Переспорить ее было невозможно, потому что она всегда оказывалась права. Кто не успокаивался, тот сразу же вызывал подозрения в своей предвзятости, мелочности и просто в своих умственных способностях.

Она вызывала болезненный восторг у Лу не только потому, что была такой блестящей работницей, изобретательной и умной женщиной, не только потому, что в столь юном возрасте обладала полным набором талантов удачливого бизнесмена. Она вызывала у него восторг еще и потому, что он не мог уразуметь: где она находит время для того, чтобы проводить свои исследования, анализы и составлять планы?

Это вызывало у него особенное недоумение еще и потому, что отныне он очень много времени проводил вместе с ней и частенько в ее постели.

В целях соблюдения мер предосторожности, как она выражалась, ему пришлось снять на время квартиру на одной из окраин города, где проходили их свидания. Он приезжал туда по нескольку раз на неделе. Она часто встречала его в ночной сорочке, еще влажной после душа. Ее собственный аромат мешался с ароматом мыла и шампуня, в результате чего создавался совершенно бесподобный коктейль запахов, от которого у него кружилась голова. Она смотрела на его побагровевшее лицо и мягко улыбалась. Порой она была лишь в трусиках и бюстгальтере, что невероятно возбуждало его. Иногда она показывалась в проеме дверей совершенно обнаженной. В таких случаях она походила на прекрасное видение, предназначенное для того, чтобы отвратить путника от праведного пути.

Он, судорожно вздыхая, закрывал за собой дверь и бросался к ней в объятия. Потеряв в одну секунду контроль над собой, он прижимался лицом к ее великолепной груди, жадно шаря губами по ее нежной коже и страстно вдыхая ее аромат. Его дрожащие руки скользили вверх-вниз по всему ее изумительному телу.

Ее повадки в постели с некоторых пор изменились. Правда, Лу всегда в таких ситуациях терял голову, и потому не мог понять, в чем же заключалась неуловимая перемена.

И хотя внешне она продолжала демонстрировать свою застенчивость, мягкость и тонкость, которые были так знакомы ему по их первой ночи, теперь было совершенно ясно, что она контролирует все его телодвижения и не особенно старается скрыть свою власть.

В ней было что-то хищное, когда она руководила всеми стадиями его наслаждения своими уверенными руками, потаенными стонами, ловким чередованием предупреждения и поощрения. Все это полностью дезориентировало его, лишало равновесия и уверенности в себе. Наконец, легким, прерывистым вздохом она давала ему знак, что он может войти в нее. Она принимала в себя его оргазмы так спокойно, что, казалось, даже не замечала их. Словно легкий сквознячок касался ее чувствительной кожи и все.

Часто она занималась любовью с ним столь искусно, что он кончал, не успев еще толком приготовиться к этому. Иногда она ласкала его руками, ртом чуть сильнее, чем обычно, чуть дольше, в результате чего он изливал свое семя даже прежде, чем войти в нее. Он знал, правда, не понимая, откуда у него возникло это ощущение, что ей нравится это. Она любила все устраивать так, чтобы он удовлетворялся сам, так и не удовлетворив ее. Это увеличивало ее власть над ним, превращало его страсть в смешную пародию, делало его жалким в своей слабости.

Его попытка выразить свое разочарование по этому поводу ни к чему не привела.

– Я хотел, чтобы ты испытала это, – проговорил он. Но она только улыбнулась и покачала головой.

– Мне нравится так, – ответила она. – Это доказывает то, что ты по-настоящему хочешь меня.

Спустя некоторое время он вынужден был навсегда отказаться от мысли хоть раз удовлетворить ее. Он понял, что ее возбуждает именно его слабость, его податливость и уступчивость. Она любила, когда он влажным от восторга взглядом блуждал по ее длинным ногам, восхитительным бедрам, поросшему светлыми волосами лону, которое он так обожал, красивым, полным грудям и буйной копне вьющихся волос, рассыпанных по подушкам.

Его половой орган стал ее игрушкой. Она лишила его его извечного предназначения – служить символом мужской власти, сделала его чувствительным, податливым. Это был инструмент, с помощью которого она контролировала Лу и управляла им. Стоило только умело распределить ласки…

Порой, когда он чувствовал, что его член входит в нее, он терял над ним всякий контроль. Во владение им, – безраздельное и абсолютное, – вступала Лиз. Парадоксально, но получалось так, что она выполняла роль мужчины, а он был ее женщиной, а вернее, евнухом, рабом.

Он дотрагивался до ее нежной кожи своими дрожащими пальцами, утопал в зеленом море ее смеющихся глаз, которые пристально изучали его с холодным триумфом… В такие минуты казалось, что само ее обнаженное тело празднует победу над безвольным Лу. Он увязал все крепче и безнадежнее в ее чарах, а она усиливала, стимулировала этот процесс и одновременно с интересом наблюдала за ним, за его переживаниями, за его беспомощным барахтаньем.

Какие-то жалкие недели отделяли Лу от его прежней жизни, но на самом деле это была пропасть. Ее невозможно было преодолеть. Вернуться к здравомыслию он уже не мог. Теперь он окончательно попался в лапы Лиз, которая вертела им, как хотела. Он пропал.

Подсознательно уразумев это, он содрогнулся и спросил себя: «А что она захочет завтра?»

И хотя ее работа заслуживала всяческого уважения, она перестала пользоваться симпатией в кругу сотрудников компании. Более того, люди, работавшие в подразделении развития производства, которым она заведовала, боялись ее. Не говоря уж о ее бывших коллегах из отдела материалов. Даже руководящие работники относились к ней с восторженностью и опасением, Ее взлет был таким неожиданным и стремительным, она так легко переступила через труп Верна Инниса и преданного своим шефом и другом Ларри Уитлоу… Во всей компании не было ни одного человека, который бы чувствовал себя спокойно, осознавая, что в одних стенах с ним работает Лиз Деймерон.

Постепенно у сотрудников «Бенедикт Продактс» сложилось довольно твердое представление о ней, как о молодой женщине с неудержимыми и самыми дерзкими амбициями, существе, чье женское обаяние, подкрепленное управленческими и деловыми талантами (а последних невозможно было отрицать), служит только для того, чтобы добиваться поставленных целей. А какие она ставила перед собой цели, одному только Богу было известно!..

Эта женщина была исключительно богато одарена, но не имела души.

По мере того, как шло время, в стенах компании родилось одно общее желание. Обитатели здания «Бенедикт Продактс» стали втайне надеяться, что вскоре Лиз найдет себе какой-нибудь другой бизнес и оставит компанию в покое. Зализывать раны. Она в самом деле воспринималась почти всеми коллегами и сослуживцами, как кость в горле. Рана, нанесенная ею, конечно, никогда до конца не залечится, но она, по крайней мере, зарубцуется. Впрочем, все это возможно только в одном случае: если она решит, что в другом месте сможет приложить свои таланты с большей выгодой для себя.