Он чувствовал, что семья разваливается прямо на его глазах, и ничего не мог с этим поделать.

Теперь Барбару трудно было застать дома, а когда такое все-таки случалось, то скупые разговоры неминуемо превращались в ссоры и скандалы. Они ругались по поводу денег, по поводу детей, их учебы, по поводу совместного проведения отпуска, который Лу все откладывал, все больше и больше раздражая тем самым Барбару. Порой стычки происходили по самым незначительным поводам. Например, из-за цвета галстука, в котором Лу решил сходить на вечеринку к друзьям, или из-за достоинств и недостатков новой мебельной обивки, или из-за ремонтной мастерской, где неаккуратно обошлись с глушителем двигателя. И Лу, и Барбара прекрасно понимали, что все это только более или менее удачные предлоги, что суть не в галстуке и не в глушителе. Однако ни тот, ни другая не хотели называть причину своих ссор прямо.

Они не ругались только тогда, когда спали. Но ночью расстояние между ними, не физическое, конечно, было еще больше, чем днем. Барбара ложилась на свою половину супружеской постели, на самый краешек и поворачивалась к мужу спиной, а Лу в это время, лежа на своей стороне, готовился к своим сладостным, но и мучительным грезам. О ком – понятно.

Лу был страшно огорчен тем, что происходило. Он всегда любил Барбару за ее ровный характер, доброту, юмор. Она была замечательной женой и матерью. Все девятнадцать лет их совместной жизни она ни словом не попрекнула Лу за его работу, из-за которой он очень мало времени проводил в семье. У нее было поистине железное терпение. Но теперь оно, кажется, насквозь проржавело…

Испытывая перед ней чувство вины, Лу с горечью вспоминал о том, что она вышла за него замуж, когда была подающей большие надежды студенткой колледжа. Она вынуждена была бросить учебу ради семьи и ради «Бенедикт Продактс», которую Лу тогда только создавал.

Все девятнадцать лет он по вечерам спешил домой, радостно предвкушая ее мягкую улыбку, которой она обычно встречала его. Теперь же эта улыбка сменилась выражением упорного равнодушия, постоянной холодностью. Барбара теперь редко поднимала на него глаза, когда он входил в дом. А если поднимала, то смотрела сквозь него, как будто он – пустое место. Она никак не показывала в первые минуты, что заметила его присутствие. Ссоры начинались чуть позже, как только Лу рискнет заговорить с женой.

Все это причиняло ему сильную душевную боль. И боль была тем мучительнее, чем больше он осознавал, что полностью заслужил такое обращение.

Дети едва ли не чувствовали всю драматичность сложившейся в семье ситуации. Пол, сын, в последнее время постоянно пропадал на своих атлетических тренировках. Да и сестрички Синди и Джойс не отставали от него, используя каждый удобный предлог для того, чтобы улизнуть из дома и провести вечер в компании друзей.

Часто, когда Барбары в очередной раз не было дома, Лу вынужден был садиться за стол только с детьми. Поначалу ужин проходил в неловкой тишине, потом все трое детей забрасывали его какими-то дурацкими вопросами о своей учебе. Пока он обдумывал ответы, они доедали ужин и исчезали из-за стола.

Но это еще было ничего! Порой он возвращался домой от Лиз и понимал, что его здесь вообще никто не ждет. Дети, видите ли, приняли приглашения посетить семьи своих приятелей, а на разделочном столике в кухне лежала записка Барбары, в которой сообщалось, что ее тоже не будет. Лу молча ел за пустым столом, с грустью думая, как так случилось, что все члены его семьи разошлись в разных направлениях.

Теперь над их домом словно нависло языческое табу. Никто не хотел задерживаться в нем долго. Лу все острее и острее чувствовал свое одиночество. Семья разваливалась. Опоры, на которых она стояла, подрубались одна за другой.

И он не был способен положить конец этому разрушению, так как понимал, что не сможет расстаться с Лиз.

Однажды он позже обычного вернулся домой и застал только одну Барбару. Она явно поджидала его.

Жена прямо сидела на одном из стульев в гостиной, и взгляд у нее был настолько суров, что Лу подошел к ней и молча сел рядом.

– Я знаю, какие у тебя отношения с Лиз Деймерон, – бесцветным голосом сообщила жена.

Он начал было протестовать, но ее холодный взгляд заставил его замолчать.

– Не ставь себя в смешное положение, Лу, пытаясь откреститься от очевидного, – устало сказала она. – Я установила за тобой слежку. Есть фотографии… Конечно, это было не обязательно делать…

Она прикрыла глаза, но тут же справилась с собой, чтобы договорить до конца то, что задумала. Лу виновато смотрел на нее. Он даже не рассердился на то, что за ним подглядывали. Он смотрел в глаза своей жены и видел там отражение мучительной боли, которую испытывал и сам. Он видел в них отражение страшной болезни, поразившей его семью.

– За последние несколько месяцев я много передумала об этом, – продолжала она. – В течение девятнадцати лет ты был мне хорошим мужем, Лу. Я любила тебя. И знаешь… Я решила, что и сейчас еще люблю тебя. Поэтому и даю тебе последний шанс. Но только один-единственный! Жизнь в семье должна наладиться. Это нужно нам и нашим детям. Пойми, что речь идет о судьбах пяти человек. Если ты все-таки решишь наплевать на себя, то я буду вынуждена сделать все, чтобы спасти оставшиеся четыре судьбы.

У Лу пересохло во рту. Он закашлялся.

– Что ты хочешь? – давясь, проговорил он.

– Я хочу, чтобы Лиз Деймерон уволилась из твоей компании и уехала из города, – сказала Барбара жестко. – Немедленно! Я хочу, чтобы ты вернулся в семью. Твое место здесь, а не в ее постели. Вот, собственно, и все.

Лу задумался на несколько минут. Мужество Барбары настолько затронуло его душевные струны, что он готов был прослезиться. Он стал тщательно взвешивать на мысленных весах «ставки на кону». Все оказалось очень просто. Надо было только трезво подумать об этом и взвесить все «за» и «против».

Неожиданно он ощутил прилив душевных сил и поднялся со стула.

– Хорошо, Барбара, – довольно твердо сказал он.

Она смерила его пристальным, настороженным взглядом, который проник ему в самое сердце. Затем она поднялась, выключила свет и ушла ложиться спать.

Лу остался стоять в темной комнате один.

Он понял, что теперь его ход.

Лу медлил около недели, не зная, как высказать Лиз все то, что он должен был сказать, согласно его уговору с женой.

Наконец, он решил выложить ей все это в рабочее время, в стенах «Бенедикта», так как ее квартира была для него всегда западней, где она безраздельно властвовала над ним и где он не смел ни в чем противостоять ей. В конце концов это был почти деловой разговор, и провести его нужно было в деловой атмосфере.

Он вызвал ее к себе в кабинет как-то после обеда.

Она появилась в темном костюме с кружевным шелковым воротничком и деловой папкой в руках. Пока он прокашливался, Лиз с любопытством смотрела на него от двери.