class="p1">— Деревня. Там летом очень прохладно. Мы туда ездим уже пять лет подряд.

— Ну что ж, это вы хорошо придумали. — На губах Гуласпира появилась язвительная улыбка. Он выбил о колено потухшую трубку и набил ее снова.

Реваз почувствовал насмешку соседа и обиделся: ни к чему Гуласпиру лезть не в свое дело. Он хотел было ответить ему соответствующим образом, но, увидев ухмыляющееся лицо Гуласпира, не произнес ни слова.

— Лес наверняка будет в Цихиджвари, — с наивным видом сказал Гуласпир.

— Да, там густой лес.

— Хорошее, видно, место! Если около деревни есть лес, значит, деревня что надо! И поля тоже есть?

Это было уже слишком, и Реваз ничего не ответил, а Гуласпир поддакнул самому себе:

— Да, конечно, будут поля в Цихиджвари. Ну какая же это деревня без полей!

…В Цихиджвари кругом зеленеет трава, есть и поле, и густой лес, и холодная вода в родниках, поэтому семья Чапичадзе последние годы каждое лето проводит там. А Гуласпиру бы только позубоскалить! Цихиджвари действительно хорошая деревня, и от Тбилиси недалеко. Выехав из города утром, Чапичадзе к обеду уже бывают на месте. Они снимают квартиру у одной крестьянской семьи, в добротном двухэтажном доме. Хозяева живут на первом этаже, а семья Реваза — на втором. У хозяйки две дойные коровы, так что Татия и Сандро все лето пьют парное молоко, которое не сравнить с тем, что продается на тбилисском рынке. Через неделю детей уже не узнать, так они поправляются, да и Русудан тоже. Сандро с Татией бегают по высокой, до колен, траве, и скоро их тела и лица покрываются золотистым загаром. Русудан, прячась от солнца, прикрывается зонтиком, но это не помогает, и она тоже загорает. В Цихиджвари сам воздух пропитан солнцем, и тот, кто приезжает туда отдыхать, свежеет и здоровеет прямо на глазах… За домом — плоскогорье, дальше… хребет, над которым возвышается Кодянская гора. Реваз иногда любит, гуляя, подняться на гору, откуда открывается великолепный вид на месхетские деревни и Боржомское ущелье с его непроходимыми сосновыми и еловыми лесами. На востоке высятся громады гор Санисле и Цхрацкаро. И на них поднимался Реваз, а с вершины Цхрацкаро он не раз наблюдал восход солнца. Это — настоящее чудо: солнце встает с шипением и шумом и сыплет свои первые лучи на горы Цхрацкаро. Цхрацкаро близко к солнцу, настолько близко, что слышен его шум и видно, как постепенно оно поднимается, медленно ползет все выше и выше, как равномерно начинает заливать своим светом землю. Сказка, настоящая сказка, и Реваз любит подниматься на Цхрацкаро. Скоро он и Сандро начнет брать с собой. Пусть мальчик увидит эту красоту, пусть почувствует очарование природы и испытает радость… А Гуласпир с насмешкой спрашивает, есть ли в Цихиджвари лес и поля. Есть и покрытые яркой зеленой травой поля, и густые леса, и высокие горы.

— Пошли, — вставая, сказал Гуласпир, взял архалук под мышку и поднял корзину. — А то Кесария испугается, если я не приду засветло.

Они стали медленно спускаться.

«Гуласпир на что-то обиделся, а то не прервал бы разговор так внезапно. Про Кесарию он нарочно придумал. Сколько раз он возвращался домой за полночь, но жена его не пугалась».

По узкой тропинке Гуласпир идет впереди, Реваз за ним.

Солнце вот-вот скроется за горами. Подул прохладный ветерок.

Они подошли к Сатевеле, и Гуласпир по выступавшим из воды камням стал перебираться на другой берег. Реваз разулся и, закатав штанины брюк, пошел прямо по воде.

«В твои годы я делал то же самое», — подумал Гуласпир и улыбнулся Ревазу такой виноватой улыбкой, что тому стало жаль старика.

Они стали медленно подниматься в гору, то и дело останавливаясь, чтобы Гуласпир мог передохнуть.

Одолев подъем, они оказались на поляне, на том самом месте, где односельчане обычно собираются на посиделки. Возвращаясь из города домой, Гуласпир любит посидеть здесь немного, чтобы дать отдохнуть уставшим ногам и выкурить трубочку, но сейчас на это нет времени. Кесария, наверное, заждалась, стоит у калитки, не спуская глаз с улицы. Гуласпир не только не передохнул на привычном месте, но, казалось, у него откуда-то появились новые силы, и он пошел быстрее. Реваз, опустив голову, шагал следом за ним.

Сколько же времени соседи не виделись? Хотя разве они просто соседи? Для Гуласпира Реваз как сын. Он его и раньше любил не меньше Алмасхана, а теперь, после гибели сына, Реваз стал Гуласпиру особенно дорог.

Узнав, что Резо в Хемагали, Гуласпир ушел из города пораньше и поспешил домой. Встретившись, они расцеловались и немного поболтали о том о сем, помянув и тбилисскую жару, и поля Цихиджвари, и школьную крышу. Оказалось, говорить больше не о чем, и они долго шли молча, думая каждый о своем. Гуласпиру-то, в общем, не было никакого дела до тбилисской жары и асфальта, у него другие заботы и волнения, о которых он не мог сказать даже такому близкому человеку, как Реваз. Вот-вот их дороги разойдутся, и Гуласпир пошел медленнее. Реваз любит ходить быстро, и для подъема он давно выработал размеренный пружинистый шаг. Гуласпир же прошел несколько шагов в гору и выдохся. А этот подъем с подъемом на Цихиджвари не сравнить! Ревазу стало жаль старика, он понял, что тому трудно было подниматься даже с этой пустой и легкой корзиной и что еще там, у мельницы Абесалома Кикнавелидзе, он должен был взять ее у Гуласпира.

Они остановились посреди поляны.

…Днем раньше Гуласпир, Александре и Абесалом сидели вон там, на корне дуба, похожем на кресло. Вдруг с реки потянуло ветерком, и Александре встал.

— Мне что-то стало холодно, черт возьми! — сказал он.

Гуласпир, увидев, что Александре собрался уходить, легко, как молодой, вскочил с места и, улыбаясь, хлопнул его по плечу:

— Давайте сыграем в футбол! Сразу согреемся!

Александре подмигнул Абесалому, кивнув в сторону Гуласпира, — мол, плохи его дела, — и спросил:

— Что ты сказал, молодой человек?

— Я сказал, давайте сыграем в футбол и сразу согреемся! — храбро повторил Гуласпир и побежал. Добежав до края поля, он обернулся и крикнул старикам: — Ни шагу с места, я сейчас же принесу мяч.

— Он, бедный, видно, свихнулся, — с жалостью сказал Александре и стал набивать трубку. Едва он кончил это делать, как появился Гуласпир. В руках у него был настоящий мяч, красный футбольный мяч.

— Вы двое — против меня. Западные ворота ваши, восточные — мои, — сказал Гуласпир и положил мяч на землю. — Ну, не испугались, старички?

Он отошел от мяча