и в мужской. Это были сетования женщин в семье или среди подруг и коллег на усталость от совмещения работы и семьи, трудности в реализации, если таковые были, амбициозных планов. Были это и сетования мужчин на отсутствие полноценной, как представляется иногда, семейной жизни[575]. Но всё это оставалось практически на уровне «кухонных дебатов». И даже – равенство полов в определённой степени превращалось на практике в десексуализацию[576], оставляя без существенных изменений （и даже в определённой степени осложняя） личностные отношения.

Что же касается феминизма, то в китайской специальной литературе признаётся, что после образования КНР «женский вопрос» был «более ориентирован на практические аспекты», «теоретические вопросы в этой области не играли никакой роли»[577]. Законное равноправие женщины, закреплённое в Конституции 1954 года, представляло собой «социальную» эмансипацию, то есть «моральную легитимность и легальную возможность для обжалования [инцидентов] неравноправия полов»[578].

«До 1980 года в КНР не существовало женских организаций[579], независимых от партии, и таким образом, вся деятельность, как научная, так и общественная, была привязана к тогдашней политической линии КПК. Это подразумевает лишь целенаправленные исследования, которые должны подтверждать политический авторитет Китая»[580].

Данная цитата взята из книги «Женские исследования в Китае. Анализ. Тексты. Библиография», которая вышла в 1995 году в Мюнхене. Повторюсь, что книга содержит несколько авторских статей, а также ряд переводов китайских статей и обширнейшую общую подробно аннотированную библиографию публикаций в КНР и на Тай-

Что касается самого 1980 года в целом, то, возможно, следует принять во внимание так называемую Пекинскую весну. Она закончилась именно в этом году, но назревала несколько лет до этого и, очень вероятно, подготовила своими дебатами о демократии и правах человека, личности то самое раскрепощение мышления, поспособствовавшее этому, в том числе, и в сфере общественной мысли, что называется феминизмом. Недаром и известная феминистка Ли Сяоцзян, и автор нашумевшего эротического романа Вэй Хуй и ряд других, не столь одиозных китайских писательниц как бы подчёркивают, что они – представительницы «послекультреволюционного студенчества», то есть той самой генерации, которая непосредственно следовала за Пекинской весной.

Что касается «самостоятельности» чего бы то ни было в КНР, то это можно проследить на примере так называемых демократических партий в КНР. «Почему представители демократических партий, обладающие талантом и знаниями профессии, а также симпатиями народа, если они не члены КПК (а в каждой демократической партии КНР наличествует партячейка КПК), не назначаются на правительственные места в провинции, городе, уезде? Почему создаются препятствия для деятельности демократических партий, которые легализованы Конституцией и наличие которых соответствует национальной специфике начального этапа социалистического строительства? Возникает вопрос, почему не разрешается деятельность общественных народных организаций?» Эти вопросы, среди прочих, содержались, по сообщению журнала «Чжэнмин» (2005, № 11, с. 12 и далее), в распространённой ЦК КПК среди партийных работников небольшой брошюре, в которой рассказывается о различных мнениях, которые существуют внутри партии по вопросу политики, общества, веры, экономики, направления реформ и так далее. По этим вопросам шло, видимо, обсуждение и дискуссия на V пленуме ЦК КПК, но мне важна лишь эта, в сущности, почти официальная оценка так называемых демократических партий и прочих общественных организаций, позволяющая скорее говорить об их отсутствии в КНР. ване[581]. В этой библиографии материковых публикаций немногим меньше (незначительно, но меньше) половины общей библиографии. Что, казалось бы, явно несоизмеримо как с размерами страны, так и, соответственно, с количеством женщин, населяющих КНР.

По утверждению редакторского коллектива книги, авторы «сконцентрировали внимание на новой расстановке акцентов в содержании и тематике исследований», а также на «концептуальных методико-теоретических соображениях по изучению женских проблем» в КНР.

Следует отметить, что женщина в данном контексте рассматривается не в качестве объекта социальной политики, отнюдь не как единица того социального слоя, что обычно находится в ведении профсоюзов и женсоюзов. Разговор ведётся о женщинах – равноправных членах общества (или почему они таковыми не являются) в духе феминистских или, как теперь (где-то с середины 1990-х годов) принято говорить, гендерных исследований.

Перегруппировка по годам публикаций КНР в немецкой бибиографии позволила высветить весьма интересную картину самого процесса формирования в КНР новой отрасли обществоведения – женских исследований.

По замечанию немецкой исследовательницы, с середины 80-х годов в КНР наблюдался «небывалый подъём» женских исследований, который «почти полностью остался без внимания… в западных дискуссиях о феминизме»[582]. В результате этого «подъёма» в Китае смогло развиться «самостоятельное и плюралистически аргументированное исследование женской проблематики, которое более или менее осознанно отмежевалось от западного феминизма»[583]. При этом автор отмечает, что «широкий спектр западных толкований» феминизма практически «остался неизвестен» китайским исследовательницам. Не исключено, что по этой именно причине в женских исследованиях в КНР был не решён основной вопрос: «по каким критериям могут быть проанализированы, упорядочены и, наконец, обсуждены научные изыскания [по феминизму] в… обществе с его специфическими и широко распространёнными традициями»[584]. Частично такое положение дел имеет и исторические корни: в 20-е годы научные учреждения только начали создаваться и женские исследования всё-таки не входили, вероятно, в число приоритетных, несмотря на внимание, уделяемое этим вопросам в обществе в целом; а после 1949 года в КНР «деятельность, самосознание и целевые установки», должные быть составляющими «женского вопроса», «менялись в соответствии с социально-политическим контекстом». Но если в 20-е годы «допускалось говорить об “исследованиях женского вопроса”», то период после 1949 года в КНР «знаменуется практическим (выделено мною, но мне представляется, этот термин нечётко отражает действительное положение дел. 一 Э.С.) равноправием женщины», а, следовательно, изучать было нечего и незачем, что, естественно, не только «не вело к скачкообразному развитию в области исследования женской проблематики», но, напротив, сдерживало распространение и развитие»585 женских исследований.

Роль «культурной революции» в решении «женского вопроса» в КНР 一 проблема слишком сложная, чтобы говорить о ней мельком. Тем не менее, есть точка зрения, что используемый массовой пропагандой образ «железной девушки», то есть женщины, отказавшейся от традиционных ролей и «приложившей нечеловеческие усилия, чтобы преодолеть биологию и больше походить на мужчин»[585][586], сыграл определённую роль в формировании стереотипа современной женщины Китая. Впрочем, ещё в 1950-60-х годах китаянки стали одеваться так, что стали походить на мужчин, а открытые проявления женственности осуждались как признаки злостного индивидуализма. «Женщины страстно сжимали стволы ружей, кричали о любви к Мао, воспевали классовую борьбу и презирали “буржуазную”косметику»[587]. Это явление ассоциировалось не в последнюю очередь с именем Цзян Цин, а затем этот символ стал в определённой степени «символом неудачи Мао». И «после смерти Мао