– А где сейчас эти женщины?

– Наташка, как ребенка матери завезла, так хвостом вильнула и обратно в город подалась. Только ее и видели! Бабка Гана потом говорила, что померла дочка. А где похоронена, она и не знает.

– А девочка?

– Какая?

– Наташина дочка!

– Какая же она девочка! – развеселился дед. – Ей уже за сороковник перевалило. Скоро на пенсию выйдет. А так ничего не скажу, справная получилась баба. Мать хорошая. Да и жена. Михею своему спуску не дает. Пить особо не позволяет. И он при ней шелковый делается! Только как поглядишь на нее, сразу скажешь, не русская она. От грузина или армянина ее Наташка нагуляла. Только у них такие носы крючками бывают. В наших местах отродясь таких носов не водилось.

– И где она сейчас?

– Да где ей быть? Дома у себя. Говорю же, хозяйка из нее справная получилась. И корову держат, и свиней. Куда же ей от хозяйства деваться? Скотина – она ведь каждый день кушать хочет. Эх вы, городские! Ничего-то вы в нашей жизни не понимаете. Дома Наталья, где же ей еще быть?

Подруги слушали и ужасались. Похоже, они проделали этот длинный путь совершенно напрасно. Дочь Петеросяна стала примерной женой и трудолюбивой крестьянкой. Вырастившая ее бабушка сумела привить внучке простые народные понятия о жизни. И за лучшей долей дочь Наташи, похоже, никуда не гналась.

Но все же подруги решили повидаться с Аней – так звали дочь Наташи Куриной. И окончательно прояснить вопрос, не была ли она на свадьбе у своего брата по отцовской линии. Они нашли женщину там, где им и пообещал гостеприимный старичок. На скотном дворе. В столь ранний час тут уже кипела работа. Коровы ушли на пастбище, но вот прочая домашняя живность требовала ухода.

– Скажите, вы Анна? – спросила Кира.

Возившаяся с какой-то бадьей полная женщина распрямилась и, приставив к глазам ладонь козырьком, внимательно посмотрела на подруг. Сразу же была видна в ней примесь южной крови. И хотя волосы женщины были старательно вытравлены в белый цвет, все же темные глаза и смуглая кожа однозначно указывали на ее происхождение.

– Комнату не сдам! – отрезала она, едва увидев подруг.

– Да мы не из-за комнаты.

– Молока тоже нет! Корова нынче не телилась. Самим не хватает! Вы к Ивановне идите. Она торгует.

И женщина махнула рукой в сторону соседского дома. Ей явно не терпелось избавиться от подруг. Она то и дело досадливо косилась то на окна собственного дома, то на подруг. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: подруги пришли не вовремя. Оставалось только понять, чем была вызвана подобная нервозность хозяйки дома.

– Не, мы не за молоком, – покачала головой Кира.

– Ничего на продажу нет!

– Да мы просто поговорить!

– О чем?

Говорить Анне Дмитриевне тоже явно не хотелось. Но извечное женское любопытство все же превозмогло ее странную недоброжелательность.

– О вашем отце.

– Никогда его не знала. Бабушка рассказывала, что он пил сильно. Да и помер еще до моего рождения.

– Нет, – покачала головой Кира. – Не об этом человеке речь.

– Мы с вами хотим поговорить о вашем настоящем отце.

Анна Дмитриевна окончательно растерялась. И даже ее недоброжелательность куда-то улетучилась. Кровь отхлынула от ее щек, а полные руки задрожали.

– Что вы говорите? – пробормотала она. – Я вас не понимаю.

– Бросьте, – отмахнулась Кира. – Уверена, вам все уши прожужжали, что вас мать не от своего мужа родила.

Анна Дмитриевна отбросила в сторону тряпку и грузно опустилась на стоящий во дворе старый стул. Лицо у нее было задумчивое.

– Верно, – произнесла она. – Да мне и говорить не надо было. Стоит в зеркало посмотреть, как все ясно становится. В детстве-то мне бабка твердила, что я в нашу дальнюю родню пошла. Мол, среди них есть такие смуглые. Только потом-то я со всей своей родней по материнской линии перезнакомилась и поняла: нет среди них никого похожего на меня.

– И вы поняли, что ваш отец совсем не тот человек, который записан у вас в паспорте в графе «родители»?

– Да.

– И вы стали его искать?

Анна Дмитриевна искренне удивилась:

– С какой стати мне его искать?

– Ну, как же. Отец все-таки.

– На кой он мне сдался? – махнула рукой женщина. – И потом, где бы я его искала, если я даже его имени не знаю?

– Разве вам бабушка не рассказывала?

– Никогда!

– А мать?

– Мать умерла, когда я была совсем маленькая! Вырастила меня бабушка. И она ни о чем таком никогда не упоминала.

– А вы не пробовали ее расспросить?

Женщина хмыкнула.

– Подите за мной, – поманила она подруг. – Да не бойтесь. Небось не укушу!

И она первой пошла в сторону плодового сада, раскинувшегося за домом. Деревья тут были старые. С огромными разлапистыми ветками, явно нуждавшимися в обрезке. Тут стояло глубокое плетеное кресло, в котором дремала старуха, завернутая в одеяло.

– Бабушка, – позвала Анна Дмитриевна. – Ты меня слышишь?

Старуха подняла морщинистые веки и уставилась на внучку.

– Ты тут откуда взялась, Зуля? – удивилась она. – Ты же в Баку живешь?

– Приехала уже.

– Это хорошо! А Али тоже с тобой? А дети ваши?

– Тоже приехали, – кивнула головой Анна Дмитриевна, пока подруги безмолвно удивлялись этому диалогу.

Какая еще Зуля? Кто такой Али? И при чем тут их дети?

– И сколько их уже у вас? – заинтересовалась тем временем старуха. – Детей-то? Вроде бы мне писала, что пятеро?

– Теперь уж семеро, – отозвалась внучка.

– Так ты у нас героиня, – пробормотала старуха, снова погружаясь в дрему.

Анна Дмитриевна отошла от старухи.

– Видели? – спросила она у подруг. – И это еще хороший день. Она меня за свою подругу приняла и даже поговорила. А так иной раз и вовсе не узнает. И не говорит ничего, только мычит или болтает бессвязно.

Подруги и сами уже поняли. Сейчас что-либо выяснить о своем отце у бабушки Анна Дмитриевна не могла. Ну а раньше?

– А раньше бабушка всегда говорила, что я родная дочь своего отца! И все! На этом разговор заканчивался.

Тем не менее подруги не сдавались. Однако Анна Дмитриевна, нервно поглядывая на окна своего дома, заверила девушек, что никуда не уезжала из деревни с самой весны, когда они с мужем ездили в город за семенами и необходимыми для хозяйства покупками. Подруги ей верили и не верили. С одной стороны, похоже, она говорила правду. Но с другой – откуда такая нервозность?