– С чего ты решил?

Дубинок засмеялся.

– Вот, а ты даже не удивился. И не спросил, что за три семёрки. Счастливое число. Ну, для кого как. Пойдём, выйдем.

Мы вышли на улицу.

– Опять следил за мной? – спросил я.

– Пару раз, – ответил Дубинок. – Ладно, мне это до лампочки, где ты деньги раздобыл.

– А в чём тогда дело? – спросил я.

– Ни в чём. Хочешь, подвезу?

– Ну, подвези.

– Идём.

Мы дошли до стоянки напротив банка и сели в машину.

– Я хотел тебя убить, – сказал Дубинок. – Ты же свидетель, как я тех четверых уработал.

– Скорее, соучастник, – ответил я.

– Мне от этого не легче. Но теперь передумал. Ты мне нравишься, правда. Ты как уличный кот, которого топят, а он визжит и дерётся.

– Значит, не убьёшь?

– Нет. Я тут кое-кого навестил. Хочешь знать кого?

– Не хочу, – сказал я.

– Оглянись.

Я оглянулся. Сзади никого не было. А кто там мог быть? Мёртвый Вагиз? Мёртвый Гена? Мой мёртвый отец? Марика? Ирада?

– Ага, вижу. Человек-невидимка.

Дубинок засмеялся. И тут я увидел. На заднем сиденье лежала моя старая сумка.

– Откуда? – спросил я.

– У Вагиза изъял.

– Так он же умер.

– Если бы не умер, то я бы вряд ли изъял.

Дубинок опять засмеялся. Какой всё-таки весёлый человек. Он, наверное, и горло с шутками перерезает.

– Забирай, – сказал Дубинок. – Она твоя.

– Да ты что! – закричал я.

– Ничего. Она же правда твоя.

Мы выехали со стоянки.

– Где тебя высадить? – спросил Дубинок.

– Отвези меня в Артём.

– Ну ты даёшь! – Он вроде бы собирался в очередной раз рассмеяться, но так и не рассмеялся.

– Два часа туда, два часа обратно.

– И что будешь делать? Хочешь улететь?

– Попробую, – сказал я. – У меня был один шанс и одна попытка. Теперь второй шанс и вторая попытка.

– Видишь перекресток? Я там тебя высажу.

Так он и сделал. А потом резво развернулся через сплошные и укатил прочь.

Я заглянул в сумку. Она была пустая. Я кинул её в мусорную урну и пошёл по улице. Свернул направо. Потом свернул налево. Прошёл через переулок. Свернул налево. Прошёл ещё. Свернул направо. Показался мой дом. Мой? По крайней мере, старик меня не прогонит. Может, опять отведёт к бабке с кошками. Буду за ними говно убирать, а она за это разрешит мне остаться жить у неё.

Рядом остановился ментовский уазик. Из салона выпрыгнул Фомченко.

– Гражданин Хлебников? – сказал он.

– Ну, – ответил я. – А что, вы меня узнавать перестали?

– Ты чего хамишь?

Он схватил меня за лацкан пальто. Вдруг в кармане заиграл телефон. Эммануэль. Я гонял на неё ровно двадцать раз, когда был школьником. Не на мелодию, конечно.

– Ответить можно? – спросил я.

– Ну, отвечай, пока зубы целы.

Я ответил.

– Ираду мне, – ответил голос. Какой-то старик.

– Одну минуточку.

Я развернулся и швырнул телефон о стену. Он разлетелся на куски.

– Какие ко мне вопросы?

– Пятьсот рублей, – сказал Фомченко. – Долг чести. Нашему погибшему другу.

Я обшарил карманы. А вдруг что-то завалялось? Нет, ничего не завалялось.

– У меня нет, – сказал я.

– Значит, телефоны хуячить ты можешь направо и налево? А пятихатки нет?

– Что вы ко мне пристали? Это же не деньги. А мелочь.

Фомченко оглянулся на машину, и оттуда вылезли ещё два мента.

– Это принципы, – сказал он. – Защита милицейской чести. Вернее, полицейской. Ты понимаешь? Мы никому говна не спустим.

– Забираем? – спросил один из ментов.

– Да пошёл он в жопу! – сказал второй. – Я из-за этого пидораса не собираюсь в отдел возвращаться. Давайте его тут отпиздим просто и всё.

– Слышал? – сказал Фомченко. – Я терпеть не могу таких гнид, которые нас не уважают.

Он ударил первым. Опять по рёбрам. И как они только выдерживают?! Я устоял. Подошли эти двое и сбили с ног подсечкой. Один подцепил ногу, а второй толкнул. Я упал на живот. Ещё несколько ударов по спине и по голове. Больно!

– Может, всё-таки в отдел? Вдруг тут кто увидит?

– И что сделают?!

– Ну, мало ли… Я ещё аттестацию не прошёл.

– А ты знаешь, как было больно нашему другу, когда его резали? – с надрывом спросил Фомченко. – Сейчас узнаешь!

Он не успел ударить. Я откатился в сторону, сел и стал торопливо развязывать шнурки на ботинках.

– Чего это он?

– Погоди, а вдруг у него ствол в говнодаве?

Фомченко потянулся к кобуре. Я снял ботинки и бросил им под ноги. Тут же стащил брюки и кинул вслед за ботинками. Менты смотрели на это с интересом. Я снял пальто, джемпер, рубашку и футболку. Свалил всё это в одну кучу и остался стоять в трусах и носках.

– Он псих, – сказал мент. – На учёте не состоит?

– Гляди, пальто дорогое.

Они растерянно смотрели то на меня, то на одежду. Фомченко покачал головой. Потом сграбастал всю кучу в охапку и отнёс в машину.

– Поехали, – сказал он.

– А этот?

– Никуда не денется. Отдаст долг, получит своё шмотьё.

Они забрались в уазик и укатили. Я вытер кровь. Вернее, размазал.

Старик дал мне рубашку, китель, галифе, сапоги и фуражку. Я надел весь комплект, кроме фуражки, и мы сели пить чай.

– Я в этом из армии пришёл, – сказал старик. – Тридцать восемь лет назад. Жаль, проигрыватель сломан.

– Жаль, – ответил я.

– У меня завтра пенсия. Куплю тебе для начала брюки. Или что лучше?

– Ничего не надо. Буду в этом ходить.

Мне было всё равно.

– Тогда отнесу в ремонт эту бандуру. Скучно без музыки.

Он кивнул на проигрыватель.

– Да, – сказал я. – Скучно без музыки.

– Ты чего такой унылый?

– Да нет. Я весёлый. Дай мне сигарету.

Старик дал мне овальную, без фильтра. Я вышел на улицу и закурил. И вдруг увидел Лару. Она неспешно подошла.