И тут они увидели в кустах черемухи белый конский бок. Там лежал громадный рыцарский конь, из тех, которыми так восхищался Марис. Его роскошная броня просто кричала о знатности хозяина: алая попона с блестящими бляхами, нагрудник с умбонами, позолоченный налобник в виде драконьей морды. Он был еще живым – сучил ногами, когда ворон тащил кишки из распоротого брюха. Не такой уж большой разрез, человека хороший лекарь бы спас. Увидев людей, конь приподнял голову в нелепой маске и заскреб копытами по траве, пытаясь встать. Не вышло.

– Марис… Перережь ему горло, я не смогу.

Он растерянно поглядел на Тайру, на умирающего коня и рубанул под запрокинутой в небо мордой со всей силы, чтоб уж наверняка.

– Прости нас, – прошептала Тайра и отвернулась. Марис стоял, как истукан, и смотрел на последние судороги великолепного зверя, за которого обещал отдать год жизни. Конь захрапел, и откинул полуотрезанную голову на груду железа.

– Тут еще мертвец есть.

Под изломанными цветущими ветками лежал латник, лошадиная морда покоилась у него на пояснице.

– Что, нам и его нести?

– Мы их не дотащим, давай я за помощью сбегаю, ты тут подожди.

– Телега с убитыми уже отъезжает, не успеешь.

– Так они оба знатные, им специальную подводу пригонят.

Груда железа содрогнулась, пальцы в похожей на рачью клешню перчатке беспомощно заскребли землю.

Когда они вытащили его из-под коня и с великим трудом перевернули, сквозь решетку забрала на них глядели два выпученных налитых кровью глаза. Бессмысленных, постепенно стекленеющих.

– Стащи с него шлем. Он помирает.

Лицо у рыцаря было цвета свеклы. Тайра побрызгала на него из фляжки и положила мокрую тряпку на лоб, сильно сомневаясь в полезности своих действий.

– Кровь бы ему отворить…

– Где мой меч? – прохрипел рыцарь.

Марис вложил ему в руку очень грязный меч – они использовали его как рычаг, чтобы перевернуть бронированную тушу – и отошел подальше, а то мало ли…

– Коня, ублюдки!

– Сдох твой конь, – мстительно сказала Тайра.

– Знаю, кретин – он на моей спине помирал. Другого коня!

– Этого, что ли – Марис кивнул на застывшую над телом мальчишки кобылу.

Рыцарь приподнялся на локте и пригляделся. Его рожа, постепенно приобретавшая естественный красный цвет, начала резко белеть.

– Конфетка? Что она тут, к свиньям, делает? Я ж ему велел в лагере сидеть… Помогите встать!

– Лежите, ваша милость, я сюда коня приведу, – у Тайры возникло очень скверное предчувствие.

– Встать помоги, урод!

Они подхватили его подмышки и поставили на ноги, уверенные, что сейчас эта гора грохнется и кого-нибудь придавит, но он выпрямился и почти бегом заковылял к лошади. Что-то у него было не так с ногой. Дойдя до мальчишки, рыцарь взвыл и упал на колени. Он стонал и раскачивался, как крестьянка на похоронах. Странно было видеть здоровенного хама, так горько оплакивающего своего оруженосца.

Рыцарь попытался поднять тело на руки, оно распалось надвое. Повернул к Тайре с Марисом залитое слезами лицо.

– Мозирские псы… На ребенка руку подняли…Что я матери его скажу?

– Что он погиб, как герой. Защищая своего господина. И это правда.

– Как дурак он погиб, а не как герой. Я ж его доспехи в сундук запер, так он мой шлем нацепил и в бой поперся. Принесите попону с моего коня.

Марис не стал возиться с пряжками, срезал подпругу концом меча и поставил высокое, обитое узорной кожей седло в кусты. Вдвоем с Тайрой они долго пытались вытащить попону из-под тяжелого тела, но сил не хватило, и Марис просто обрезал ее застрявший край.

– Он маленький, этого хватит завернуть.

– Приподними ему морду.

Тайра отцепила тисненный золотом повод и погладила длинные белые косы коня.

– Такой красивый…

Рыцарь не позволил им прикоснуться к мальчику, рыкнул, как волк. Сам закатал его в изгвазданный конской кровью обрывок попоны с гербами, перевязал уздечкой и только когда полез на лошадь, велел подать тело.

Руки у него были заняты свертком, кобылу повел Марис.

– Что с вашей ногой, сломана? – спросила Тайра, чтобы он, наконец, перестал раскачиваться и стонать.

– Да черт с ней, с ногой, лекарь вправит, завтра в бой пойду. Слушай, парень, как же так – я ж хотел ему лен пожаловать, в рыцари посвятить – а он… Я ведь латы его спрятал, чтоб он жив остался…

– И в доспехах погибают, это судьба, – Тайра была уверена, что дело не в судьбе, а в непроходимой дури этого барона или кто он там, потащившего мальчишку на войну.

– Какая, к лешему, судьба – мозирская сволочь Кевина зарубила, я их, гадов, всю жизнь убивать буду.

– А как вы в овраге оказались, бой же наверху был? – попыталась Тайра переменить тему.

– Я мозирцев гнал, один, мои люди разбежались, как крысы, сшиб одного гада, а он с земли моего коня мечом саданул. Ну, мы и свалились, дух из меня вышибло, пришел в себя – шевельнуться не могу, конь на мне помирает.

– Не один ты был, твой Кевин скакал тебя, дурака, спасать, – но этого Тайра, конечно, не сказала, только вздохнула.

– Куда теперь? – они подошли к опушке леса, и было видно, что неподалеку копают ров для погибших в бою.

– В лагерь. Я отправлю Кевина в замок и прикажу похоронить его в фамильном склепе. Я господин, где захочу – там и похороню своего оруженосца.

– Родственник?

Рыцарь помотал головой, потом посмотрел на сверток на коленях, и сказал твердо:

– Он мой сын. Плевать, что бастард.

Тихим шагом они миновали догорающий лесок и стали подниматься к крепости. На склоне уже почти не осталось палаток, только обугленные лохмотья да одинокий шатер, должно быть, его хозяин погиб в бою со всем своим копьем.

– Это что здесь было? – вскинулся рыцарь.

– Мозирцы во время боя лагерь подпалили.

– А мой-то шатер где?!

– В ущелье, наверное, переставили.

И впрямь, в гуще палаток позади крепости он быстро усмотрел свой флажок над роскошным малиновым шатром.

– О тряпках позаботились, крысы, а про господина и думать забыли? Перережу предателей на хрен, других наберу, – лютовал рыцарь, и было понятно, что ничего этого он не сделает, – а давайте, парни, я вас к себе в оруженосцы возьму. Вы у кого служите?

У капитана Кребса, милорд, – глаза Мариса так заблестели, что Тайра поспешила вмешаться:

– Мы не покинем капитана Кребса. Он наш командир, и мы верны ему.

– Да бросьте, скажете, что граф Хавермонц вас забирает, он и не пикнет. Или не хотите? Я своим вдвое больше плачу.