Сергей Викторович полистал паспорт. Его удивила прописка нового постояльца.

– В Калининграде в нашем живете?

– Получилась маленькая неприятность, понимаете ли… Поругался с женой, решил дней на десять уехать.

Пусть подумает.

– Что ж, бывает, – старик вернул документ, – Если раньше уехать придется, а меня по телефону не вызвоните, то ключи соседям из квартиры напротив оставьте.

Они люди порядочные.

– Это уж как положено.

– Не забудьте только.

– Я ничего не забываю.

За хозяином квартиры хлопнула дверь.

Теперь Олег Мерцалов мог быть спокоен. Даже если его и разыскивают, то найти будет чрезвычайно трудно.

«Старик ветеран сам не побежит закладывать, ведь я произвел на него неплохое впечатление. А все остальное… Что ж, никто не застрахован от случайностей».

Олег приступил к изучению содержимого спортивной сумки. Ко всему прочему снаряжению добавилась еще разобранная на части снайперская винтовка с несколько тяжеловатым немецким оптическим прицелом.

Имелся и прибор ночного видения. Но пользоваться им Мерцалов не собирался. Он тщательно, деталь за деталью, собирал винтовку. Движения его были неторопливыми, уверенными. Спустя две минуты перед Мерцаловым на столе лежало грозное оружие, с которым он умел управляться лучше многих. Его девизом было: один выстрел – один труп.

И только после этого он достал из сумки самое ценное, что в ней лежало. Ни полученные Мерцаловым «командировочные», ни дорогая винтовка не шли ни в какое сравнение с небольшим голубым конвертиком, в котором находилась распечатка с перечислением мероприятий – встреч, визитов, поездок, – которые предстояли хозяину «Нефтепрома» в ближайшие дни, и указанием даты, времени, места. Мерцалов мог себе представить, какие деньги пришлось выложить за эту ничего не значащую с виду бумажку. В отделе протоколов такие данные не выдаются никому, к ним имеет доступ чрезвычайно ограниченный круг лиц – личная охрана, секретари.

С кем будет встречаться «главный нефтяник» – еще известно, но вот где, когда – это тайна за семью печатями. И не мудрено: такая информация – как минимум две трети успеха покушения. Располагая ею, можно выбрать огневую позицию и предусмотреть пути отхода.

Мерцалов завалился на тахту и держал бумагу на расстоянии вытянутой руки от лица – так, как это делают дальнозоркие люди, хотя зрение у него было стопроцентным. Но он привык делать ежедневную гимнастику для глаз, чтобы не потерять остроты зрения.

«Все это, конечно, хорошо, – рассуждал он, – но многое может измениться. Кое-что, возможно, подбросили сюда специально, чтобы спутать карты на случай утечки информации. О чем-то умолчали…»

Не отрывая взгляда от распечатки, он вытащил из нагрудного кармана маркер. Зачеркнул им все мероприятия, время которых, по мнению Мерцалова, могло быть безболезненно перенесено. Таких оказалось больше половины. Возле некоторых позиций Мерцалов задерживался подолгу. Кончик маркера зависал над листом, готовый вот-вот его коснуться, но так и не опускался на бумагу.

«Идиоты! – ругал Мерцалов заказчиков убийства. – Не могли отработать маршруты передвижения. Или же они уверены, что автомобиль – это надежная защита и его пассажир неуязвим?»

Наконец Олег перегнул лист пополам точно на той строчке, где значилось посещение Большого театра.

«Опера, опера… Несколько необычно… Но как запасной вариант подойдет. Спектакль они ни за что не перенесут. Есть вещи посильнее реальной власти – искусство. Все, на сегодня хватит, – сказал себе Мерцалов. – Должен же я, в конце концов, когда-нибудь отдохнуть? А если еще учесть, что я после стольких лет отсутствия вернулся на родину, то вполне имею право осмотреться и узнать, чем дышит сейчас моя родная Москва».

Мерцалов ощутил сильный голод. Заглядывать в холодильник не было смысла. Шнур со штепселем, вытащенным из розетки, болтался, переброшенный через ручку холодильника.

«Значит, он пуст. Да и с какой стати хозяин станет оставлять мне продукты?»

А заехать по дороге в магазин и купить чего-нибудь, чтобы приготовить самому дома, Мерцалов не догадался. Он с отвращением подумал о баре отеля «Пещера горного короля». Готовили там великолепно, но ему уже опротивело все то, что можно было заказать и съесть на Западе, хотелось чего-нибудь сугубо русского, пусть и не первой свежести, пусть и не самого изысканного.

Он прикрыл глаза, с наслаждением вспоминая вкус селедки с луком, политой подсолнечным маслом, жареной картошки, в которую брошено немного чеснока.

Было около двух дня, когда Мерцалов покинул квартиру и, пройдя мимо остановки трамвая, спустился в метро на станцию «Авиамоторная». Он не смог припомнить, существовала ли она в момент последнего его приезда в Москву или же ее ввели в строй позже. От запаха даже немного кружилась голова. Ни одно метро в мире не пахнет так, как пахнет московское. Назвать этот запах приятным или отвратительным нельзя, это просто специфический запах, который запоминается навсегда, как запахи детства.

Конкретной цели маршрута у Мерцалова не было, он решил поехать наугад в сторону Центра, а там сориентироваться.

Вскоре приехал поезд и унес Мерцалова в темноту тоннеля. Покачиваясь в вагоне, он левой рукой держался за поручень, а в правой сжимал газету, одну за другой проглатывая новости, экзотические для той Москвы, которую он знал. Взрывали банкиров, убивали политиков, предлагали купить вещи, о которых раньше приходилось только мечтать. К тому же большинство цен проставлялось в долларах.

Когда Мерцалов дочитал полосу, за окном вагона мелькнула освещенная станция, объявили «Марксистскую».

«Топонимика Советской власти», – мысленно улыбнулся Мерцалов и, повинуясь какому-то ностальгическому чувству, вышел на перрон.

Олег поднимался на чуть подергивающемся эскалаторе, и временами ему начинало казаться, что наклонный тоннель, по которому движется бесконечная лента, уходит вверх вертикально, а он лежит на спине, словно распростерся на дне гигантского колодца.

Но это ощущение исчезло сразу же, лишь он ступил на плиты пола в вестибюле станции, и забылось, когда он вышел на улицу. Раньше он знал бы, куда податься поесть. Обычно он обедал в «Праге» или шел в «Валдай», если в первой было много народу. Но теперь Москва изменилась, открылось множество новых ресторанов. В одних ему не нравились интерьеры, скопированные со среднеевропейских, в других цены выглядели неподъемными. Конечно, у Мерцалова хватило бы денег пообедать где угодно, но ему хотелось вернуться в то не отличавшееся богатством прошлое, из которого он выпал.

Мерцалов шел по улице, разглядывая вывески, засматриваясь на витрины. Новая Москва ему определенно не нравилась. Она еще не дошла по насыщенности всеобщим богатством до уровня западных столиц, но уже возомнила о себе бог весть что.