На ходу надевая бесформенные шапки искусственного меха, и натягивая брезентовые рукавицы, перевоспитываемые вышли на улицу. Рассвет перешёл в серое утро. Моросил противный дождь. Земля под ногами, чуть подмёрзшая за ночь, совсем расхлябилась сверху, но оставалась твёрдой снизу. Это заставляло скользить и балансировать, чтобы не свалиться. Крылов, постоянно прикрывая уши от ветра рукавицами, скорее попросил, чем скомандовал:

– Первое отделение, будьте добры – в колонну по два. Пожалуйста, господа.

– Да уж… Господа… Нечего сказать. Хоть бы ты по-другому обзывался, – бубнил большой степенный мужчина в маловатом, для него ватнике, который не сходился на груди и был застёгнут на три нижние пуговицы. Сверху торчала бесформенная тряпка, заменявшая шарф. Он скользил, размахивая руками, пытаясь удержать равновесие, но всё же послушно занял своё место в строю в первой шеренге.

– Степан Николаевич, не пиздите, пожалуйста, – не зло адресовал ему Толя.

– Не буду, ладно, – пробасил здоровяк, – сегодня настроение не то…

Вскоре колонна из десяти человек построилась по двое и зашагала нестройно в сторону КПП. Начальник отделения Крылов шёл рядом, всё время глядя под ноги и что-то бормотал себе под нос.

Перед КПП колонна остановилась. К Крылову подошёл низкорослый раскосый солдат, с «калашом» через плечо, посмотрел протянутый ему наряд и дал отмашку открыть ворота. На выходе – шмонали очень редко. Только, если прошла информация от стукачей, что кто-то хочет вынести за территорию имущество «территории». Но поскольку выносить было практически нечего, то – шмон устраивали по возвращении, и по полной программе, с выворачиванием карманов, вывёртыванием шапок, снятием сапог, а если надо, и с раздеванием догола, несмотря на погоду.

Прошли большую канаву, разрытую ещё во времена так называемой «вседозволенности», свернули на асфальтированную дорогу, и идти стало легко и приятно. Застучали сапоги о дорогу, оставляя на ней прилипшие к подошве комья грязи… Заговорили перевоспитываемые, окрыляемые воздухом свободной территории.

Дождик стал менее противным… Пьянящее чувство открытого пространства – знакомое только сидевшим за закрытым забором.

– Егор, а ты мне про того… ну в пищёвке, правду сказал, или боялся, что заметут за разговоры, и хотел, чтобы я заткнулся? – спросил Толя у идущего рядом худого парня.

– Да. Правду. Его позавчера подсадили. После отбоя строил из себя целку. Плакал… Причитал, что, мол, ни за что попал. Потом на разговоры откровенные всех пытался вывести… На ссучившегося – не тянет. На порядочного сидельца – не похож. Ребята со второго барака не могут его вспомнить, хотя проходит он как участник дела о подпольном доме интернета. Ну, помнишь накрыли в Подмосковье… То ли в Люберцах, то ли где-то рядом… Подвал с компами и интернетом. Технология новая была. Их всех замели. Но этого супчика там никто не помнит. Точно ФНСовец, – Егор говорил тихо, но внятно, не глядя на собеседника. Толик слушал, глядя вдаль, и то и дело сплёвывал кровавую струйку на землю.

– Кровит до сих пор? – спросил Егор.

– Десна совсем разболелась… Мне бы луковицу достать. Я же привык на витаминах… Спорт всё-таки…

Они замолчали, так как приблизились к объектам свободных граждан. Здесь говорить по инструкции запрещено. Вдоль обочины стояли кирпичные дома абсолютно одинаковой архитектуры, цвета и размера. В окнах горел свет. Было хорошо видно собирающихся на работу людей. Дети, женщины, мужчины – одевались, завтракали, чистили зубы, умывались. Закрашены только окна туалетов. Штор и занавесок не было. Указ за номером 112—07 строго запрещал закрытость личного пространства, как пережиток индивидуалистского прошлого «вседозволенности». Колонна прошла жилой квартал и приблизилась к объекту строительства. Большой мужчина в маленьком ватнике громоподобно спросил:

– Наряд хоть путёвый, Крылов?

– Видите ли, Степан Николаевич, – Крылов споткнулся и чуть не упал. Он уцепился за старичка, идущего рядом со здоровяком:

– Простите, профессор… чуть не грохнулся… Вот бы людей насмеш…

Крылов опять запнулся за чью-то ногу, но старик поддержал его за локоть.

– Что вы, господин Крылов, ничего. Я ещё крепок и гожусь для поддержки, – грустно улыбнулся в ответ старичок, которого Крылов назвал профессором.

– Спасибо, Лев Григорьевич, – поблагодарил Крылов. Профессор молча кивнул, но тут же спросил:

– А насчёт наряда Степан Николаевич прав. Хотелось бы, хотя бы для понимания предстоящей работы, узнать, что там…

– Четыре человека – подсобниками. Ник – старший, с ним учитель, главбух и рэкетир… Анатолий и Егор – на растворный узел. Трое – на подачу у транспортёра. Я – на учёте и в помощь прорабу.

– Хорошо тебе, Крылов, – незло сказал Толя, – всё на учёте, да на учёте. Ты и в те времена вседозволенности учитывал на своей радиостанции, наверное, а?

– Верно, Анатолий, – Крылов вздохнул и грустно улыбнулся. – Я учитывал множество факторов, влияющих на биржевые индексы… Учитывал общественное мнение, учитывал влияние погодных условий… Не учёл главного… – он замолчал, глубоко вздохнув.

– Кажись, пришли, – сказал кто-то из строя. – Вон идёт в каске. К нам, наверное.

Колонна остановилась и превратилась в маленькую толпу серых и озябших людей. К толпе подошёл прораб в белой каске, тёплой куртке с цигейковым воротником, больших сапогах, и весело поприветствовал всех разом, выдыхая перегар с луком:

– Привет перевоспитуемым! Работа ждёт, срок идёт, а песня льётся! – и громко заржал.

Не встретив ответного восторга, он крякнул, взял лист наряда из рук Крылова и сказал:

– Подсобников давай не четырёх, а всех. Там кирпич завезли… Долго ждали. На подачу поставим. Двоих на растворный узел отправляй… Кто?

Из толпы отделились Толя и Егор. Прораб оценил вышедших из кучки сидельцев и, кивнув головой в сторону растворного узла, добавил:

– Вперёд… Там Силуанов… Увидите. Мелкий такой, шустрый… Каску в руках носит. Скажете – я прислал.

Толя и Егор поплелись к растворному узлу искать мелкого и шустрого Силуанова. Остальные потянулись вглубь строительства за бригадиром. Отойдя на приличное расстояние, Толян, не поворачивая лицо к Егору, сказал:

– Чего изобретать велосипед? Зачем сложности? Вон – свобода… Беги не хочу…

– Это кажущаяся простота, – ответил Егор, улыбнувшись очень грустно и долго. – Уйти можно… Да. Обнаружат через пять минут. Как только не подойдём к растворному… Дальше – облава… Ксивы нет, шмоток гражданских нет, плана нет… Не получится…

– А там получится?

– Вряд ли… Но шанс есть…

Они подошли к месту работы. Замолчали.

Остальные тоже прибыли на объект. Работа была монотонная, тягучая и тяжёлая. Подавали кирпич каменщикам, подтаскивали раствор, перетаскивали козлы и помогали разбирать и собирать леса. Каменщики все были из сознательных граждан, или тех, кто прошёл перековку и осознал своё истинное предназначение. Крылов отмечал всё проделанное отделением с особой тщательностью и аккуратностью. Поэтому людей его отделения редко наказывали за срыв плановых заданий. Бумаги в порядке. В них всё учтено. Придраться не к чему. Хотя, если надо, придраться можно и к столбу. Комендант стройки – бывший начальник гарнизонной гауптвахты, рыскал по всей стройплощадке, выискивая любой повод выслужиться и найти «пособника, разгильдяя, несознательного» и так далее, перевоспитываемого. Ближе к обеду, ослабленные недоеданием и недосыпанием работники совсем выбились из сил. Каменщики, выполнив норму в двести кирпичей, ушли. На их место пришли другие. Новые покрикивали на подсобников и то и дело позволяли себе колкие выражения в их адрес. Тщедушный профессор раскладывал кирпичи у ног кряжистого малого с красным тупым лицом и фиксатым ртом.