Жадно глотая воздух, быстро вытащила нож и нажала на кнопку на рукояти, лезвие выскочило, но Дюк уже скрылся. По шее текла тёплая кровь из разорванных мочек. По щекам бежали слёзы и меня начало трясти. Весь адреналин мигом испарился, а на его смену пришло отчаяние и понимание моей жестокой реальности. Я нигде не могу спрятаться. Даже в собственной обшарпанной квартирке, в маленькой ободранной комнатушке я абсолютно беззащитна. За дверью стало подозрительно тихо. Отползла на матрас и подтянула колени к груди.

Зубы стучали друг от друга, в голове был невозможный хаос. Я дралась, защищалась, но меня это не спасло. Моя жизнь с каждым днём становилась всё более похожей на какой-то дешёвый ужастик с элементами боевика или триллера.

Эти золотые серьги были практически единственной вещью, оставшейся мне от матери, можно сказать в наследство. Когда она скрылась в неизвестном направлении, то видимо собиралась впопыхах и часть своих украшений оставила дома. Пару золотых тоненьких цепочек, серьги и обручальное кольцо. Я продала всё, кроме серёг, решив оставить их в качестве единственного напоминания о матери. Какие бы сложные времена не наступали, я не стремилась их продать, всегда находя выход. Возможно, они мне нравились. Возможно, я не совсем ненавидела свою мать и таким образом была ближе к ней. Не знаю. Скорее всего мне просто захотелось их оставить и носить. А теперь и их у меня забрали.

Дрожащей рукой провела по мочке уха и чуть не заскулила. Рану защипало и из глаз брызнули новые слёзы. Посмотрела на свои окровавленные пальцы и меня вновь замутило. Я не переносила вида крови. Вытерла их о матрас и потянулась за сигаретами. Да, эта привычка осталась со мной, хотя сразу после аборта я не могла даже слышать запах табака. Но спустя пару дней, когда отец вновь устроил здесь пьяную оргию и позвал местных шлюх, снова закурила.

Вообще после того, как я пришла в себя от наркоза и засобиралась домой, то впервые в жизни почувствовала себя настолько одинокой и опустошённой. Странное чувство, вроде ты и не хотела этого ребёнка, а когда его больше не было в тебе, то показалось, что умер кто-то очень близкий и родной. Ничего подобного раньше не испытывала и три дня я приходила в себя, пытаясь собраться и продолжить своё жалкое существование. Не могу сказать, что я в трауре или депрессии. Это было бы ложью. Но необъяснимая печаль всё же поселилась в моей душе, а я к такому не привыкла. Почему-то мне показалось, что я сделала глобальную ошибку. Но это же не так. Что бы я дала этому ребёнку? Очевидно же, обрекла бы на нищенство.

В день боя Диего я более-менее оклемалась и даже проработала весь день курьером, а вечером за мной заехали Бад и Ларри, чтобы узнать не поменяла ли я своего решения. Не поменяла. Я вычеркнула Диего из жизни и не собиралась больше попадаться ему на глаза. С меня хватит всего этого дерьма. Я изначально не хотела заниматься боксом, да ещё и с ним. Поэтому никакого сожаления, что пропустила бой или несколько тренировок у меня не было.

Я всю жизнь была лишена хоть какого-то тепла. Не помню, чтобы родители когда-нибудь меня гладили или обнимали. Нет ни единого воспоминания хоть о мимолетном поцелуе. Даже о воздушном. Совершенно ничего. Вместо этого я знакома с унижениями и оскорблениями. Мама правда была более мягкой ко мне в сравнении с отцом. В ней просто не проснулся материнский инстинкт, и она воспринимала меня отдельно от себя, словно я чья-то дочь, но точно не её. Поэтому даже когда она ещё жила с нами, для неё первостепенным была собственная жизнь и развлечения, а не я. Пока отец работал в автомастерской, она ходила гулять, оставляя меня одну без готовой еды, игрушек или хоть чего-то, чем бы я могла заняться в ожидании. Когда отец возвращался, то мне как собаке кидали хлопья и молоко. Мне тогда было то ли четыре, то ли пять.

Когда мать ушла, то отец слетел с катушек и его любовь к алкоголю только усилилась. Позже подключились наркотики и игры в покер. Потом стали приходить непонятные люди, проще говоря всякий сброд, который напивался до беспамятства и спал у нас на полу. А потом отец уже не мог работать, так как он не просыхал, а такие работники на хрен никому не сдались.

Сделав затяжку, оглядела свою комнату и ощущение безвыходности буквально прибило меня к полу. Я не выберусь из этой дыры. Все мои попытки тщетны. Я родилась здесь, выросла и видимо сдохну в одну из ночей, когда очередной мудак решит, что я обязана платить за долги отца. Я так старалась выкарабкаться из этой ямы, цепляясь за любую возможность, но чем больше старалась спастись, тем глубже погружалась в это болото. Оно реально засасывало против моей воли. Хоть уныние не моя история, однако в данную секунду именно это я и чувствовала. Мои руки опустились. Я больше не видела смысла в этой борьбе. Я устала.

Самое дебильное и парадоксальное было то, что именно Диего стал тем человеком, кто с таким трепетом прикасался ко мне, целовал меня, обнимал и даже мыл. Он же стал тем, кто занёс надо мной воображаемый нож, как только ему что-то привиделось.

Слеза выкатилась из глаза, и я легла на бок, подтянув колени. Потушив одну сигарету, тут же взяла вторую.

Иногда вопреки своей политике отстаивания женских прав, думала, что, родись я мужчиной, всё могло быть иначе. Я смогла бы и вырваться отсюда, и наказать обидчиков, и вообще была бы счастливее.

Почему я не родилась мужчиной?!

Диего

Ударив ещё раз по груше, опустил голову и прижался к ней лбом. Восемь дней прошло, а Сиенна так и не появилась.

В первые два дня я, признаться честно, выдохнул с облегчением. Мог спокойно заниматься и не отвлекаться на её присутствие.

В течение следующих двух дней я стал замечать, что ненароком поглядывал на входную дверь в зал, хоть и знал, что Торрес попросил её не приходить перед боем.

В день боя я силой заставлял себя не думать о ней. А если уж совсем открыто говорить, то ждал следующего дня, думая, что она придёт и мы продолжим наши тренировки.

Но она не пришла. Я весь день провёл в зале, как какой-то чёртов ждун, но не писал и не звонил ей. Почему? А потому что было дебильное ощущение предвкушения встречи и не хотелось точно знать, когда она придёт. При том если же опять говорить откровенно, то я просто боялся услышать от неё или прочитать, что она вообще не придёт.

На седьмой день, то есть вчера, я понял, что скучаю. Реально. Сказать, что я удивился своему открытию, это ничего не сказать. Я ведь не хочу этого чувствовать. Хочу жить в привычном комфортном и знакомом ритме, а не стать заложником непонятных переживаний.

Сегодня я потратил целый день на то, чтобы найти причины не писать и не звонить ей. Нашёл. Гордость называется. А может мужское самолюбие? Хрен его знает.

Только вот время близится к полуночи, а меня разрывает от желания увидеть её. Но нельзя же. Не хочу сказать, что я прямо уверен, но мне правда показалось, что Сиенна стала смотреть на меня иначе. Что она, возможно, влюбилась. И мне бы радоваться, что она пропала, ведь это всё упрощает. Однако я стал загоняться ещё больше. Сам отталкивал её, расставлял точки над i, неоднократно повторял, что продолжения не будет, не смотрел на неё. А теперь, олень, мать его, сам же и бесился, что она в итоге исчезла. А что ей, собственно, было делать, когда я вёл себя слишком профессионально и призывал к порядку, когда так хотелось учинить беспорядок?!