Парк примостился над Боулдером на травянистом уступе, примыкавшем к зеленому поясу с его паутиной туристических тропок. Когда Ник приезжал в Боулдер с родителями, он был еще слишком мал, чтобы ходить по этим тропкам. Те оставались излюбленным местом прогулок горожан, невзирая на снайперов и львов: восстановившаяся в горах популяция хищников несколько сократила число любителей пешего хождения.

Справа от Ника и Сато, за Кэньон-роуд, на краю жилого района, возвышался минарет мечети Масджид Аль аль-Хадит. Запрет на возведение построек выше пяти этажей издали в городе более шестидесяти лет назад, но муниципалитет решил нарушить его ради минарета, высота которого в три раза превышала ранее позволенную. Местные мусульмане и Новый Халифат одобрили это, оказав Боулдеру крупное финансовое вспоможение и потребовав от властей изгнать всех евреев, проживающих в пределах города. Городской совет принял просьбу к рассмотрению; Ник видел редакционные статьи в онлайновом «Боулдер дейли камера» на ту тему, что в Боулдере все равно мало евреев и город ничего не потеряет, выполнив пожелание мусульман. Город уже сделал исключение для боулдерских мусульман (их доля в населении выросла до пятнадцати процентов, и дальнейший приток приверженцев ислама поощрялся властями): в случае уголовного преследования их судили не по законам Колорадо, а по закону шариата.

Сато прервал размышления Ника:

— Хорошо, что дипломатический статус советника позволяет нам оставить при себе оружие.

Ник хмыкнул.

— Вы ведь не взяли с собой дополнительную обойму, Боттом-сан, — вполголоса сказал Сато.

— Мой отец учил меня: если пятнадцати недостаточно, то проку от еще пятнадцати или тридцати будет мало, — отрезал Ник.

Сато кивнул.

— Верно. Но этих меринов от «Го-Моторз» трудно убить. А в Боулдер брать оружие не нужно. Это самый спокойный город в Колорадо.

— Один из самых спокойных, — согласился Ник.

Всё так — если не считать колоссального роста убийств в защиту чести семьи и побивания камнями геев и лесбиянок.

Рикши или веломобили встречались на улицах нечасто, а вот одетых в спандексовые костюмы и тяжелые шлемы людей на легчайших велосипедах, ценой более миллиона новых долларов, было полно. Еще повсюду встречались бегуны, сотни, тысячи бегунов: многие в пропотевших спандексовых костюмах, другие — почти или совсем голые.

— Похоже, у жителей Народной Республики все в порядке со здоровьем, — заметил Сато. — Со скромностью — нет, а со здоровьем все в порядке.

— О да, — сказал Ник. — Вы слышали выражение «нацисты тела»? В Народной Республике полно нацистов тела.

Сато фыркнул, вероятно изображая смешок.

— Нацисты тела, — повторил он. — Нет, не слышал. Но сказано метко.

Бегуны трусцой обгоняли их тележку слева и справа, работая кулаками и предплечьями. Их рассеянные взгляды были устремлены к далекой, но достижимой цели — физическому бессмертию.

Приблизившись к подножию горы Флэгстаф, рикши свернули налево, в просторы Чатоквы с ее широкими аллеями и множеством деревьев. Выше по склону, над Столовой искусств и ремесел и другими сооружениями, виднелся громадный конференц-зал.

Когда Сато расплатился с двумя рикшами, Ник спросил:

— Что вы знаете об этом месте? Не о Чатокве, а о Наропском институте, который арендует эти помещения большую часть года?

Громадный японец пожал плечами.

— Только то, что мне выдал телефон, Боттом-сан. Университет был основан в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году тибетским тулку[61]Чогьямом Трунгпой Ринпоче. Наропа — имя буддийского мудреца из Индии, жившего в одиннадцатом столетии. Университет получил официальную аккредитацию в конце восьмидесятых годов прошлого века, но, в отличие от большинства религиозных университетов вашей страны, не стал дистанцироваться от материнской буддистской организации. Кажется, это «Шамбала интернешнл».

— А вы — буддист, Сато? — спросил Ник.

Сато молча уставился на него. Надолго, Ник уже устал наблюдать себя в его солнцезащитных очках. Наконец Сато заговорил:

— Кажется, здание администрации здесь. Нужно поспешить. Иначе мы опоздаем на наш разговор с мистером Дином.

— Наш разговор?

— Мне интересно, что скажет этот джентльмен, — ответил Сато. — Но вы, как следователь, конечно, можете задавать любые вопросы, Боттом-сан.

— Шли бы вы в жопу, — сказал Ник, но от «суки» воздержался.

Они ускорили шаг.

Ник слышал, что большой каркасный конференц-зал Чатоквы, по размерам не больше крупного сарая, вот уже полтора века заслуживал похвалы исполнителей за выдающиеся акустические свойства. Когда Ник приходил сюда маленьким с родителями, чтобы посмотреть и послушать чудо двадцатого века, Бобби Макферрина, Чатоква наконец-то залатала крышу, — раньше зрители, подняв голову, сквозь прорехи в кровле могли видеть луну и звезды. Но даже и Ник сквозь щели между древними досками стен еще наблюдал деревья и небо. Теперь наропское руководство перестроило стены, и увидеть что-нибудь сквозь них стало невозможно.

Сцена конференц-зала сохранилась, но остальное пространство переоборудовали для зимнего использования: древние, жесткие, как камень, складные сиденья убрали, а на полу установили помосты, восполняя неровности. На одном помосте помещались десятки удобных кроватей. У каждой из них виднелись дорогущие приборы, чтобы замерять пульс и давление, чертить электроэнцефалограмму и различные кривые, характеризующие сон. Мужчины и женщины (иногда понять, кто есть кто, было трудно — все брили головы) в оранжевых мантиях наблюдали за показаниями приборов. Ник прикинул: кроватей было не меньше тысячи.

Он сразу же понял назначение этого места — бесконечно более чистый вариант флэшпещеры Микки Гроссвена. Флэшбэкеры, желавшие подольше оставаться под воздействием наркотика, находились здесь под присмотром и могли не опасаться за свои вещи. Кроме того, за их состоянием непрерывно наблюдали, чтобы мышцы не атрофировались от долгого сна, а пищеварительная система, получавшая лишь внутривенные вливания через капельницу, не вышла из строя. И если в пещере Микки один работник приходился где-то на три сотни клиентов, то в Наропе за каждым бесчувственным телом следил как минимум один «эксперт».

Сопровождающий оставил их, и Ник смог свободно высказать Сато свои мысли:

— Вот на этом Наропа сделала огромные деньги за последнее десятилетие. Кто-то в совете директоров решил, что буддистская цель — «присутствовать в данном мгновении» — подразумевает, что надо заново переживать это мгновение… все мгновения. Студенты занимаются здесь, в НЦАИ, и в здании бывшего Бюро стандартов — думаю, всего их в Боулдере тысяч пятнадцать. Они погружены в так называемую внутреннюю работу.

— Основанную на учении ваджраяны[62]об обнаружении и применении внутренних эзотерических энергий, — прошептал Сато.