-Был, - согласилась с ним, не желая продолжать, потому что в горле вдруг образовался ком. Но и Дамир не спешил продолжать, давая мне возможность собраться с силами. Его рука массирующим движением прошлась по моему плечу, и я решила, что можно. - Мне всегда тяжело в этот день. Я очень хорошо умею притворяться, улыбаться, но…

-Но это лишь иллюзия?

-Да. Даже Слава считает, что я загоняюсь…

Имя мужа мёртвым грузом повисло между нами, и я уже трижды успела проклясть себя, что вообще начала говорить, когда он, заправив прядь моих мокрых волос мне за ухо, как всегда понял всё верно.

-Ты кого-то потеряла?

Меня хватило только на то, чтобы просто кивнуть головой.

Его глубокий вздох и Дамир зашевелился за моей спиной, бережно отстраняясь, чтобы встать. Сначала нахмурилась, поёжившись от моментально налетевшего чувства холода, наступившего без его присутствия. Увидел, понял, пояснил:

-Обстановка не та.

Я тоже зашевелилась, вставая на ноги. Не успела подняться полностью, как меня закутали в большое банное полотенце и извлекли из воды на пол. Одевались мы не торопясь, постоянно случайно касаясь друг друга в тесном пространстве ванной комнаты. Каждое прикосновение вызывало приступ мелкой дрожи, но на удивление, ничего против этого я не имела - мне нравилось в полной мере ощущать его присутствие.

А потом мы расположились в гостинной на диване, и опять я была заключена в его объятия, держа при этом огромную кружку ароматного чая в руках, заваренного Дамиром.

На этот раз я начала первая.

-Мы жили втроём - я, мама и её древняя тётка. Две маленьких женщины против целого мира и один ничего не понимающий ребёнок. Моя мама рано стала сиротой и её воспитала бабушкина сестра. У бабы Нади никогда не было своей семьи, она в принципе представляла из себя этакую старую деву, отгородившуюся от человечества, и отдавшую все свои силы сначала моей маме, а потом и мне. Она была… своеобразной. Боящаяся собственной тени и лишнего чиха, она во всём в этом мире видела угрозу, она и маму мою такой же воспитывала. Мама, в принципе, росла очень похожей на неё, такая же маленькая и испуганная. Она бы, наверное, такой и осталась… старой девой, серой и никем незамеченной, если бы не случай… Что это был за случай - история умалчивает, как оказалось, мама умела хранить свои тайны. Но после этого родилась я. Матери уже было за сорок, когда она огорошила тётку известием о том, что ждёт ребёнка. Отца я никогда не знала, на все мои вопросы женщины лишь отмалчивались, повторяя своё извечное: “Мы в целом мире только втроём...”. Хотя это была неправда, потому что были ещё какие-то родственники, та же младшая сестра бабы Нади, но они обе предпочитали этого не замечать.

Впрочем, мне, наверное, грех жаловаться, меня-то любовью никто не обделял, хотя им и было непросто со мной. Я росла слишком активной для них, слишком подвижной… слишком живой. Мама работала в библиотеке, и ей всегда представлялось, что я буду ходить с ней на работу и тихонечко сидеть рядом, читая книги, так, как любила это делать она. Она вообще существовала где-то там… в своих книгах. А мне не хотелось сидеть, мне всегда хотелось чего-то большего… Мне хотелось весь мир, а не жизнь с двумя престарелыми женщинами в потрепанной двушке на окраине маленького Подмосковного города. Мы часто ссорились из-за этого. Мама всё время пыталась меня удержать в рамках “нормальности”, потому что не дай Бог… что. С мальчиками не общайся - они могут тебя обидеть, в школе не высовывайся - люди не любят выскочек, не лезь ты никуда со своим уставом… Я поначалу слушалась, а потом начала взрослеть. Представляешь, я даже из дома сбегала!

Дамир ободряющее растянул губы, но веселья в этом не было никакого, он был весь в моей истории.

-Мне тогда лет четырнадцать было, я впервые в Москву сбежала. Весь день ходила по городу, раскрыв рот. А когда ВДНХ увидела, думала, что от счастья умру. А музей Космонавтики? Вот тогда меня и пробрало на тему, что не могу я больше в этих ограничениях жить. Мне-то казалось тогда, что они специально мне всё запрещают… Не понимала, что они просто сами иначе жить не умеют. Бунт мой проходил не сказать, чтобы сильно бурно, но потихоньку удавалось отвоёвывать своё. Я даже в театральный кружок записалась, не то чтобы мне это прям интересно было, но как способ шокировать бабушку и мать, подходило очень даже. Правда, мой бунт очень быстро сошёл на нет - примерно через год умерла баба Надя. Для мамы это был самый настоящий конец света. Я пыталась как-то расшевелить её, но получалось так себе. Она, наверное, поэтому и заболела, что не смогла справиться с чувством потери. А потом не стало и её…

Дальше говорить уже не могла. Я каждый раз удивлялась этой своей тоске по матери, ведь прошло уже столько лет, а мне всё ещё было больно и страшно. Как там говорил Дамир - с этим невозможно смириться, только научиться жить? Наверное, я так и не научилась.

Он мягко забрал кружку из моих похолодевших пальцев и притянул к себе. Теперь я сидела, уткнувшись своим носом в его шею, а он гладил меня по волосам, словно успокаивая. И я опять почувствовала себя маленькой.

-Сколько тебе было?

-Почти шестнадцать, мама месяц не дожила до моего дня рождения.

Ещё одна порция тишины, густой и вязкой.

-Тебя забрали в детский дом?

Вместо ответа просто покрутила головой.

А потом, набравшись смелости, всё-таки пояснила.

-Вторая мамина тётя опеку оформила. У нас с ней договорённость была. Она делает всё, что требуется, чтобы меня никуда не забрали, а я учусь жить сама. В принципе, это несложно было. Квартира у меня была, государство пенсию платило по потере кормильца. Тётка иногда приезжала, проверяла, как я жила, спрашивала, нужна ли помощь, а я лишь пожимала плечами. Не хотелось её нагружать. У неё тоже всё не просто было. Четверо детей, у которых свои семьи и свои проблемы, а ещё и муж-алкоголик в довесок. Одним словом - весело. Выхода у меня не было, и я достаточно быстро научилась жить одна. Хотя это, вроде как, и несложно было. Первый месяц после маминой смерти вообще прожила на автомате. Просыпалась, умывалась, завтракала, убиралась… зачем-то каждый день. Потом читала. В магазин ходила. Иногда ловила себя на мысли, что стою у окна и смотрю куда-то за горизонт, часами так могла простоять. Мне тогда это даже нормальным казалось. А потом настал мой день рождения. Я, наверное, эгоистка, но именно это потрясло меня больше всего. У меня был день рождения, а меня никто с ним не поздравил… просто потому что некому  было.

Последнюю фразу я уже говорила шёпотом, прямо в Дамировское плечо, чтобы хоть как-то сдержать рвущиеся наружу рыдания. Он потянул меня за собой, и мы оба легли на диван, где я ещё долго плакала у него на груди, а он баюкал меня и говорил что-то завораживающе-утешительное. Стало чуточку проще и надо было бы уже на этом успокоиться, но мой рассказ рвался дальше. Начав говорить, было сложно остановиться.

-Из семьи никого не было уже в живых, а немногих друзей я растеряла за то время, что болела мама. И только в тот день поняла, что я вообще одна в этом мире. Что вот случись сейчас хоть что-то, вот исчезни я с лица земли, и никто… абсолютно никто не заметит. И это было настолько страшно, что сама себе тогда поклялась, что я сделаю всё возможное, чтобы у моих детей была полноценная семья, со всеми родственниками до десятого колена. Представляешь, - горько усмехнулась, заглядывая Дамиру в лицо, - я до сих пор Ваньке на каждый день рождения рассказываю о том, каким великим счастьем было то, что он у нас родился. Одну историю по кругу, но он должен это знать!