Когда я была младше, родители записали меня в бассейн на уроки плавания. Там занимались тридцать ребятишек, которых учили держаться на воде и плавать на спине. Я постоянно спотыкалась о собственные ноги, играя в соккер, в баскетболе меня все время сшибали с ног, и мама с папой понадеялись, что с плаванием дело у пойдет лучше.

В то время я все еще хотела доставить удовольствие родителям, оправдать их ожидания. Мне хотелось добиться успеха хоть в чем-то. Не получалось. Я не особо любила плавание, но если у меня есть к нему хоть малейшие способности, я буду плавать.

Дело не пошло. Когда инструктор попытался научить нас просто лежать на спине – тому, что у всех получалось само собой, – я наглоталась через нос воды и стала беспорядочно махать руками. Мне сказали, что я могу прекратить заниматься. Но я продолжала пытаться.

В последний день занятий один из мальчиков подначил меня нырнуть до дна бассейна в самом глубоком его месте. Я сделала это. Вернее, попыталась. Пальцы коснулись дна, и я устремилась вверх, осознавая, что воздух в легких кончается. На расстоянии трех четвертей до поверхности воды из-за кислородного голодания у меня пропало зрение, и мои руки и ноги только и могли, что опять-таки колотить по воде. Когда я наконец вынырнула, облегчение от того, что я могу вздохнуть, было подпорчено тем, что сделала я это слишком резко и холодный воздух обжег мне легкие. В голове гудело.

Пробуждение после столовой похоже на выныривание с глубины. Пульсирующая боль, холодный воздух. Я понимаю, что лежу в узкой больничной палате. Мои глаза крепко зажмуриваются от яркого света, льющегося с потолка.

– Анни, приглуши свет. – Свет становится тусклым.

– Эй, Эггз. Ты меня слышишь?

Снова открываю глаза. Рядом с кроватью сидит папа. Мама идет к нему от стены с выключателем на противоположной стороне комнаты. Пытаюсь сглотнуть, но мой рот словно наждачная бумага.

– Да.

Они оба улыбаются. Мама проводит рукой по лицу.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Ты споткнулась в школьной столовой и ударилась головой о стол. – Папа протягивает руку к моему лбу. Мне нет нужды трогать его, чтобы понять, что на нем повязка. – Так много крови… Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит, – отвечаю я. – Очень сильно.

– С тобой все было хорошо, когда ты выходила из дома утром? – спрашивает мама. – Ты позавтракала?

Я ничего не отвечаю, потому что наконец вспоминаю причину, по которой потеряла сознание, и те руки снова сжимаются вокруг меня. Это страшно. У меня перехватывает дыхание.

Они рассказали всем о ЛедиСозвездие. Теперь обо мне знает вся школа. Знает весь город.

Знает Уоллис.

– Как долго это продолжалось? – спрашиваю я.

– Сколько прошло времени с того, как ты упала в столовой? – Папа смотрит на часы. – Наверное, полтора часа. Они не захотели рисковать, вызвали «Скорую», и она привезла тебя сюда. Вот-вот придет доктор проверить, как ты.

– Вы рассказали им. Вы написали об этом в газету. – Мои глаза затуманивают слезы. Комната вращается, но я по-прежнему лежу на кровати.

– Рассказали им… ты имеешь в виду заметку, посвященную выпуску? – Мама моргает и переводит взгляд на папу. – Это всего-навсего «Звезда», Элиза, ее никто не читает. Мы не думали, что если упомянем веб-комикс, то это будет иметь хоть какое-то значение. И ты так его любишь – и мы действительно гордимся тобой. Мы думали…

– Его читают миллионы людей! Комикс! – Пытаюсь подняться, надеясь, что в сидячем положении у меня будет не так кружиться голова. Но это не помогает. – Миллионы людей! И некоторые из них живут здесь!

Они найдут меня. Они узнали, кто я, и теперь найдут меня.

– Эггз. – Папа кладет руку мне на плечо, чтобы уложить обратно, на его лице проступает беспокойство. Думаю, он не слышал, что я только что сказала.

– Здесь живет Уоллис, – говорю я, отпихивая его руку. – Где он? Он сюда не приходил, верно? – Он не должен видеть меня такой.

Мама хмурится:

– Он ничего не знал? Я думала, ты уже все рассказала ему.

– Конечно, Уоллис ничего не знал! Никто не знал!

Спускаю ноги с кровати и неожиданно чувствую сильное головокружение. Словно сейчас опять упаду в обморок.

Открывается дверь, и входит доктор. На его халате вышито «ХАРРИС». Он бросает папку на стол и спешит ко мне.

– Элиза, как ты себя чувствуешь? – Доктор Харрис осторожно укладывает меня обратно в кровать.

– Не могу дышать, – отвечаю я. – Кружится голова.

– Ты можешь дышать. Дыши глубоко. Животом. – Он поднимает мои ноги и просовывает между ними мою голову. Дышу, как он велит, и спустя минуту голова приходит в норму и комната прекращает вращаться. – Здесь ты в безопасности. В палате только ты, я и твои родители.

– Да.

В углу тихо гудит аппарат «белый шум». Мои внутренности расслабляются.

– Ты очень неудачно ударилась лбом, – говорит доктор Харрис. – Может остаться небольшой шрам. Перед тем как упасть, ты чувствовала себя так же?

– Да. Только хуже.

– А раньше с тобой такое бывало?

– Нет.

– Можешь точно описать мне свои ощущения?

– Я, э… Я не могла дышать. Кружилась голова. Видела только то, что передо мной, и казалось, будто меня протаскивают через узкую трубу. Я думала, что умираю. Думала, что умру на глазах у всех.

– Она сказала… Ну, что мы написали в газету о том, о чем не должны были писать, и это может стать причиной проблем в школе, – говорит мама, глядя на меня. – Это действительно так?

Доктор Харрис кладет руку мне на спину.

– Возможно. Думаю, у тебя случилась паническая атака. Причиной таких атак может стать состояние сильного стресса в результате больших перемен в жизни, смерти близкого человека, ну и тому подобных вещей.

Моя голова по-прежнему находится между колен, я опускаю ее еще ниже. Лоб пульсирует.

– Я могу рекомендовать вам прекрасного терапевта, которая помогает множеству подростков с такого рода проблемами – паническими атаками и тревогой, – говорит доктор Харрис. – Одна паническая атака – не страшно, но если они будут повторяться, то это уже признак серьезного заболевания. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы избежать повторений.

Паническое расстройство? У меня нет панического расстройства. Паническое расстройство упоминалось в курсе по психологии, который я выбрала в прошлом году, и я прочитала об этом половину параграфа.

Доктор Харрис говорит, что я могу ехать домой, но не должна возвращаться сегодня в школу – тем более что уже поздно – и если мне не хочется, я могу не ходить туда и завтра. Затем он провожает нас, и мама с папой ведут меня к машине, где усаживают на заднее сиденье рядом с непонятно откуда взявшимся рюкзаком. Я стараюсь не думать о «Море чудовищ».