class="p1">Пегас вынес всадника на взгорье и на секунду задержал бег. С высоты Майский увидел огромный котлован, отсюда он казался не больше лужи, и в нем драгу — словно спичечный коробок.

— Давай, Пегас, давай.

Конь начал опускаться в лог. Земля здесь была твердая, усеянная большими и малыми камнями. Пегас осторожно ставил точеные ноги, пробуя надежность опоры. Мелкие камни, тронутые его копытами, с шуршанием катились по тропе. Скоро спуск стал отлогим, и Пегас прибавил ходу.

Остановив лошадь у берега котлована, директор привязал ее в тени берез и посмотрел на драгу. Словно фантастический корабль, она застыла на гладкой воде, отражаясь в ней, как в зеркале. На понтоне никого не было. Однако откуда-то изнутри драги доносились удары, звон металла. Майский сложил руки рупором и крикнул:

— Э-э-эй! На драге-е-е!

Ему пришлась повторить призыв еще несколько раз, наконец из трюма высунулся человек. На голове у него был носовой платок, стянутый по углам узлами. Человек приставил ладонь козырьком к глазам, защищая их от солнца.

— Лодку давай, лодку.

Человек скрылся в люке, очевидно, он узнал директора и пошел сообщить о его приезде товарищам. Минуты через две он вылез на палубу, сел в лодку и поплыл к берегу.

— Здравствуй, Семен Прокопьевич, — поздоровался Майский, когда лодка причалила. Он уже знал всех драгеров. — Чего это вы все попрятались? От жары, что ли?

— Та не, работаем там.

Лодка заскользила к драге, ломая успевшее успокоиться зеркало воды.

— Много еще работы?

— Тарасенко говорит, завтра машину запускать можно.

С легким стуком лодка подчалила к борту драги. Тарасенко уже стоял здесь, вытирая паклей измазанные машинным маслам руки.

— Извини, Александр Васильич, за костюм, — он был в широких холщовых штанах и старых глубоких галошах на босу ногу, подвязанных веревочками. Крепкий, загорелый, с широкой, густо заросшей, волосами грудью. На бритой голове поблескивали капельки пота. — Жара, как у нас на Полтавщине.

— Припекает, — согласился Майский. — Дождичка бы. Ну, как тут у вас?

— Не забываешь нас, частый гость.

— Должность у меня такая, Остап Игнатьевич, да и драга нам нелегко досталась. Вот и хочется поскорее узнать, за что мы бились. Запускать собираешься машину?

— Думаю, завтра можно попробовать. Приезжай смотреть. Слепов тоже приедет.

— Обязательно. Ведь это для нас вроде праздника.

Они обошли всю драгу, спустились в машинное отделение. Здесь было, как в печке: металл сильно нагрелся, пахло машинным маслом. Майский, прощаясь с Тарасенко, сказал:

— Так я завтра опять приеду к вам. Да не один, ждите гостей. Только вы уж того, не подкачайте.

— Постараемся, Александр Васильич, — начальник драги дернул себя за висячий ус. — Не впервой.

День уже клонился к вечеру, когда директор вернулся в Зареченск. Проезжая мимо конторы, решил зайти: может, Слепов там. Пегас привычно остановился у коновязи. Александр Васильевич спешился и почувствовал, как затекли от долгой езды ноги. Оглянулся и увидел выходивших из конторы Любу Звягинцеву и Данилку Пестрякова.

— Вы к кому ходили? Не меня ли вам надо?

— У Ивана Ивановича были, — объяснила учительница. — О своих комсомольских делах толковали.

— Он там? Слушай, Пестряков, ты ведь мимо конного двора пойдешь? Не в службу, а в дружбу: отведи Пегаса.

— Это можно, — Данилка старался казаться солидным. — Вот только Люба…

— А что Люба? — учительница была теперь секретарем комсомольской ячейки, и ей часто приходилось заглядывать к Слепову. — Я и одна дойду.

— Ну, этого-того, проводить же надо…

— Да, Любовь Ивановна, а я ведь специально хотел повидать вас, — перебил Майский. — Завтра пускаем драгу. Хорошо бы комсомольцев туда, чтобы торжественнее. Плакат бы какой-нибудь написать, приветствие драгерам, что ли.

— Правда?! Вот хорошо! — Глаза девушки весело заблестели. — Да мы это обязательно сделаем. Данилка, отведи лошадь и собирай ребят в клуб.

— А чего их собирать? Сами придут, — его задело, что девушка в присутствии директора так бесцеремонно командует им.

— Вечером придут не все, а нам нужны все, — строго сказала Люба. — Танцы сегодня отменяются, гармонь не бери. Все сделаем, Александр Васильич, не беспокойтесь.

Майский зашел в кабинет Слепова. Иван Иванович как раз собирался уходить. Складывал бумаги, прибирал на столе. Он отличался аккуратностью, у него во всем был порядок, каждая вещь лежала на своем месте.

— А я боялся, что не застану тебя, — сказал директор. — Задержись немного, есть разговор.

— И у меня есть разговор, — ответил Слепов и потер подбородок, что всегда было признаком озабоченности.

— Карапетян был? — чуть улыбнулся Майский. — О нем пойдет речь?

— О нем, — подтвердил Иван Иванович. — А ты как догадался?

— Мы с ним утром тоже поговорили кое о чем.

— Если так, тогда проще, — Слепов вздохнул и устало добавил: — А ты не улыбайся, дело серьезное. Садись. В ногах, как говорят, правды нет. И кури, если хочешь, окно открыто.

Майский не преминул воспользоваться разрешением. Обычно Иван Иванович не позволял дымить в своем кабинете.

— Слушай, Александр Васильич, условимся так: ты сейчас не директор прииска, а я не секретарь партийной организации. Мы просто коммунисты. И поговорим начистоту… — Он помолчал. — Приходил к тебе зимой Карапетян?

— Было такое.

— О чем шел разговор? Мне это надо знать.

— Он хотел уговорить меня, чтобы я не мешал ему работать, как раньше.

И Майский рассказал все до мельчайших подробностей, сам удивляясь, как память сохранила каждую деталь того неприятного разговора. Он и сейчас видел золотистые кружки лимона, чувствовал запах коньяка. Слепов слушал, не перебивая, глядя в глаза директору. И только когда Александр Васильевич замолчал, спросил:

— А почему же ты утаил такой факт?

— Как же я мог сказать, свидетелей разговору не было. Сказали бы: новый директор подкапывается под неугодных ему людей.

— Отчасти, пожалуй, ты прав. Отчасти. И все-таки не понимаю, почему не рассказал мне сразу. Обязан был рассказать.

Александр Васильевич смял угасшую папиросу и поискал глазами, куда бы ее бросить. Пепельницы на столе не было. Слепов показал ему на бронзовую чашечку чернильного прибора.

— Положи сюда. Так почему?

— А все потому же. Не хотел попадать в дурацкое положение. Еще подумал: посмотрю, что дальше из этого чертова Карапетяна выйдет.

— Задали вы мне задачу, — Иван Иванович забарабанил тонкими сухими пальцами по краю стола. — Так это оставить нельзя. На очередном партийном собрании пусть коммунисты решат, что с вами обоими делать. И учти: я тебя защищать не стану.

— И не надо. Конь о четырех ногах, а тоже, бывает, спотыкается. Я и не хотел просить защиты, хотя мне, наверное, не поздоровится.

— Не поздоровится, — согласился Слепов. — А сейчас какие у вас отношения? На ножах живете?

— Он же тебе рассказал.

— Рассказал. И ты расскажи.

Майский неохотно передал суть