Обратившись с такими словами к своему новому ученику, мистерСайкс сорвал с Оливера шапку и швырнул ее в угол; потом, придерживая его заплечо, уселся на стул и поставил мальчика перед собой.

— Ну-с, прежде всего, известно ли тебе, что этотакое? — спросил Сайкс, беря карманный пистолет, лежавший на столе.

Оливер отвечал утвердительно.

— А теперь посмотри-ка сюда, — продолжалСайкс, — Вот порох, вот пуля, а вот кусочек старой шляпы для лыжа…

Оливер прошептал, что ему известно назначение указанныхпредметов, а мистер Сайкс принялся очень старательно заряжать пистолет.

— Теперь он заряжен, — сказал мистер Сайкс,покончив с этим делом.

— Вижу, сэр, — ответил Оливер.

— Слушай, — продолжал грабитель, крепко схвативОливера за руку и приставив вплотную к его виску дуло пистолета, отчего мальчикневольно вздрогнул, — если ты хоть слово скажешь, когда мы выйдем из дому— разве что, я сам с тобой заговорю, — пуля сразу будет у тебя в голове.Стало быть, если ты вздумаешь говорить без разрешения, прочти раньше своимолитвы.

Для большего эффекта мистер Сайкс сопроводил этопредостережение грозным взглядом и продолжал:

— Насколько мне известно, нет никого, кто бы сталбеспокоиться о твоей судьбе, если бы тебя прикончили. Стало быть, мне незачемстолько трудиться и объяснять тебе суть дела, не желай я тебе добра. Слышишь?

— Короче говоря, — решительно вмешалась Нэнси, хмуропосматривая на Оливера, чтобы тот обратил внимание на ее слова, — еслиОливер тебя рассердит, когда ты примешься за работу, на которую ты идешь, тыпрострелишь ему голову, чтобы он потом не болтал языком, хотя бы ты рисковалкачаться из-за этого на виселице, ведь ремесло у тебя такое, что ты на этотриск идешь изза всякого пустяка каждый месяц в году.

— Правильно! — одобрил мистер Сайкс. —Женщины умеют объяснить все в двух словах, если только не начинают кипятиться,а уж тогда заводят волынку. Ну, теперь он ко всему подготовлен… Давай ужинать,а потом всхрапнем перед уходом.

Исполняя его приказание, Нэнси — быстро накрыла на стол;исчезнув на несколько минут, она вернулась с кувшином пива и блюдом сфаршированной бараньей головой, что дало возможность мистеру Сайксу отпуститьнесколько острот, основанных на странном совпадении слов: «джемми»[34]называлось и это кушанье и хитрый инструмент, весьма распространенный среди лицего профессии. Достойный джентльмен, возбужденный, может быть, перспективойнезамедлительно приступить к действию, был очень весел и находился впревосходном расположении духа; в доказательство этого можно здесь отметить,что он с удовольствием выпил залпом свое пиво и за ужином изрыгнул поприблизительному подсчету не больше восьмидесяти проклятий.

После ужина — нетрудно угадать, что у Оливера не былоаппетита, — мистер Сайкс осушил два стакана виски с водой, бросился накровать и приказал Нэнси разбудить его ровно в пять часов, изругав ее заранее вслучае, если она этого не сделает. По команде того же авторитетного лица,Оливер улегся, не раздеваясь, на тюфяке, лежавшем на полу; а девушка,подбрасывая топливо, осталась у очага, готовая разбудить их в назначенный час.

Оливер долго не спал, надеясь, что Нэнси воспользуется этимслучаем и шепотом даст еще какой-нибудь совет, но девушка в мрачном раздумьесидела у очага, не двигаясь и только время от времени снимала нагар со свечи.Измученный бдением и тревогой, он в конце концов заснул.

Когда он проснулся, стол был накрыт к чаю, а Сайксрассовывал какие-то вещи по карманам своего пальто, висевшего на спинке стула.Нэнси суетилась, готовя завтрак. Еще не рассвело; горела свеча, и за окном былотемно. Вдобавок колючие струи дождя ударяли в оконные стекла, и небо былочерным и облачным.

— Ну! — проворчал Сайкс, когда Оливервскочил. — Половина шестого! Поторапливайся, не то останешься беззавтрака. Мы и так уже опаздываем.

Оливер быстро покончил со своим туалетом; позавтракавнаспех, он на сердитый вопрос Сайкса ответил, что совсем готов.

Нэнси, стараясь не смотреть на мальчика, бросила ему платок,чтобы он обвязал его вокруг шеи; Сайкс дал ему большой плащ из грубой материи ивелел накинуть на себя и застегнуть. Одевшись, Оливер протянул руку грабителю,который приостановился, чтобы показать ему пистолет, хранившийся в боковомкармине пальто, зажал его руку в своей и затем, распрощавшись с Нэнси, увелего.

Когда они подошли к двери, Оливер оглянулся, надеясьвстретиться глазами с девушкой. Но она снова уселась на прежнее место у очага исидела не шевелясь.

Экспедиция

Унылое было утро, когда они вышли на улицу: дул ветер, шелдождь, нависли хмурые грозовые тучи. Дождь шел всю ночь — на мостовой стоялибольшие лужи, из желобов хлестала вода. Слабый свет загоравшегося дня толькоомрачал унылую картину; при бледном свете тускнели уличные фонари, и этот светне окрашивал в более теплые и яркие тона мокрые крыши и темные улицы. В этойчасти города, казалось, никто еще не просыпался: во всех домах окна былизакрыты ставнями, а улицы, по которым они проходили, были тихи и безлюдны.

Когда они свернули на Бетнел-Грин-роуд, уже совсем рассвело.Многие фонари были погашены. По направлению к Лондону медленно тащилосьнесколько деревенских повозок; изредка проносилась с грохотом почтовая карета,покрытая грязью, и кучер в виде предостережения угощал бичом неторопливоговозчика, который ехал по той стороной дороги, вследствие чего кучеру грозилаопасность подъехать к конторе на четверть минуты позже. Уже открылись трактиры,и в них горел газ. Начали открывать и лавки, и навстречу изредка попадалисьлюди. Затем появились отдельными группами мастеровые, шедшие на работу. Потоммужчины и женщины с нагруженными рыбой корзинками на голове; повозки с овощами,запряженные ослами; повозки с живым скотом и тушами; молочницы с ведрами —нескончаемая вереница людей, несущих съестные припасы к восточным предместьямгорода. По мере приближения к Сити грохот экипажей усиливался; когда онипроходили по улицам между Шордитч и Смитфилд, шум перешел в гул, началасьсутолока. Стало совсем светло — светлее уже не будет, — и для половинынаселения Лондона настало деловое утро.

Миновав Сан-стрит и Краун-стрит, пройдя Финсбери-сквер,мистер Сайкс вышел по Чизуел-стрит на Барбикен, потом на Лонг-лейн и затем вСмитфилд, откуда неслись такие оглушительные нестройные звуки, что Оливер Твистпришел в изумление.

Был базарный день. Ноги чуть ли не по самую щиколоткуувязали в грязи; над дымящимися крупами быков и коров поднимался густой пар и,смешиваясь с туманом, казалось отдыхавшим на дымовых трубах, тяжелым облакомнависал над головой. Все загоны для скота в центре большой площади, а такжевременные загоны, которые уместились на свободном пространстве, были биткомнабиты овцами; вдоль желобов стояли привязанные к столбам в три-четыре длинныхряда быки и другой рогатый скот. Крестьяне, мясники, погонщики, разносчики,мальчишки, воры, зеваки и всякого рода бродяги смешались в толпу; свистпогонщиков, лай собак, мычанье быков, блеянье овец, хрюканье и визг свиней,крики разносчиков, вопли, проклятья и ругательства со всех сторон; звонколокольчиков, гул голосов, вырывающийся из каждого трактира, толкотня, давка,драки, гиканье и вопли, визг, отвратительный вой, то и дело доносящийся со всехконцов рынка, и немытые, небритые, жалкие и грязные люди, мечущиеся туда исюда, — все это производило ошеломляющее, одуряющее впечатление.