машинально. Затем, словно вспомнив о чем-то чрезвычайно важном, вдруг вскакивает и испуганно бежит в ванную; однако стиральная машина — ну просто чудо, а не машина! — все так же работает на полную мощность. И следить за стиркой совершенно ни к чему… Читателю, конечно же, известно, как выглядит ванная комната в стандартной девятиэтажке, не говоря уже о бытовых стиральных машинах. Описывать все это — пустая трата времени. В отличие от Мины П. мы не можем позволить себе писать о чем вздумается и как вздумается. Например, написать что-нибудь вроде: «Наконец-то купили гарнитур для гостиной. Грузчиков пришлось нанимать частным образом, но они запросили деньги вперед…» — и т. п.; написать такое для нас равносильно сознательному самоустранению. Иногда, правда, автор дает понять, что его героиня — это он сам, и даже начинает верить в эту выдуманную им самим несуразицу; но я не столь наивен. Нет, уважаемый читатель, и еще раз нет! Я принадлежу к тем писателям, которые несут ответственность за действия своих героев только в специально отведенное для этого время; все прочее меня не касается! Я не могу воспрепятствовать персонажу икс изменять жене, а персонажу игрек предаваться азартным играм, мне это попросту безразлично. И я ничем не могу помочь обманутой супруге персонажа икс, хоть она и пытается заставить меня восстановить справедливость. Как и любая инстанция, автор не имеет права вмешиваться в семейные конфликты — это вне его компетенции. Словом, я не отделение милиции и не народный суд; должен также заметить, что я не обязан, подобно магнитофонной ленте, фиксировать все, что происходит вокруг. Я, как и всякая инстанция, принимаю к сведению только то, что входит в мои полномочия. Поэтому дневник Мины П. не вызывает у меня ни малейшего интереса, я тут абсолютно ни при чем. Впрочем, ничего хорошего я в нем не нахожу, поскольку эта писанина абсолютно не соответствует моим принципам. Тем не менее я не стану отрицать его вполне самостоятельное существование, в противном случае я был бы вынужден усомниться также и в существовании самой Мины П. Ни за что, уважаемый читатель, ни за что! Давайте-ка лучше вместе подождем, пока наша героиня выйдет из ванной. В конце концов (это излюбленное выражение Мины П.), наличие конкурента вовсе не означает моей несостоятельности как писателя. Сейчас Мина П. старательно дополаскивает в ванне безупречно выстиранное белье, погружая вещь за вещью в прохладную голубоватую воду («Пользуйтесь синькой «Блуто»!»), и, тихонько напевая, аккуратно развешивает на балконе. Теперь осталось только разогреть суп; с минуты на минуту явится этот ее идиот — как всегда, с банкой маринованного шпината под мышкой, он ведь жить без него не может; вся квартира опять будет прокурена — не продохнешь…

20.VI. Наконец-то купили гарнитур для гостиной. Грузчиков пришлось нанимать частным образом, но они запросили деньги вперед, как в магазине. Они подрядились втроем доставить все в целости и сохранности; вместо грузовика у них был какой-то фургон, запряженный парой лошадей. Лошади мне понравились, особенно вороной. Вот уж не думала, что у лошади могут быть такие умные, печальные глаза! Когда приехали, то оказалось, что лифт отключен, и грузчики потребовали еще по сотне на нос. Я боялась, что Влад не согласится — при мне он никогда никому не уступает. Слава богу, он все-таки им доплатил, но я решила, что стулья буду носить сама. Тяжело; ноги у меня всегда были оч. капризные. В квартире грузчики опять невесть сколько заломили за то, чтобы собрать стенку. Тут уж Влад их просто выгнал, а когда мы остались одни, то поссорились из-за какой-то ерунды. Как глупо — поссориться именно сегодня! Сейчас он небось уж десятый сон видит — улегся в дальней комнате на раскладушке. Ну ладно, на сегодня хватит, хотя новостей куча и надо бы их все записать. Уже полночь.

21.VI (воскресенье). Утром мы проснулись одновременно и сразу же помирились. Стали распаковывать мебель. На меня накатила тошнота — из-за запаха лака, наверное. Влад обрадовался и спросил, уж не забеременела ли я. Нет, это что-то другое; а жаль! Стенку собирали до половины двенадцатого, потом он ушел на стадион. Ему хотелось, чтобы я пошла с ним. Мне было приятно («он» рифмуется со «стадион»), но я отказалась. Терпеть не могу эти старые, облупившиеся скамейки на трибунах и дикую орду болельщиков. Уставятся на поле, как баран на новые ворота, и чего-то ждут. Духота, запах пота, да вдобавок эти горлопаны стаскивают с себя рубашки и плюются шелухой от семечек — прямо за шиворот тем, кто сидит впереди. А как ужасно они гасят окурки! Давят их подметкой, словно червяка какого. И то и дело ни с того ни с сего орут будто резаные, лупят в ладоши и переглядываются, выпучив глаза. И женщины ведут себя точно так же — я сама видела! В этой ревущей толпе мне было так одиноко, словно и Владу я чужая… По-моему, я там была единственным нормальным человеком. Ничего, надо же было хоть разок побывать на стадионе, чтобы понять, что собой представляет этот футбол. Я даже рада, что Влад один туда ходит, хотя, конечно, мне по воскресеньям из-за этого приходится торчать дома.

Утром, когда я разливала чай, он обнял меня и притянул к себе; я ошпарила руку. Он даже не заметил. Вечером закончили собирать стенку. Потом — в спальне, как всегда. Ничего, терпимо. Он снова спрашивал, может, я все-таки в положении… Как быстро он потом засыпает! Странно, а у меня сна ни в одном глазу. Хотя, в общем-то, я его понимаю.

24.VI. Что-то нервы расходились. И ужасный зуд в пальцах. Может, это от пергидроля? Нагрубила клиентке. Хорошо еще, что она, кажется, не из нашего квартала. Впрочем, с чего это я взяла — кругом незнакомые лица, я до сих пор так и не знаю даже соседей по подъезду, а ведь живу здесь уже с февраля. Заведующая меня предупредила, что это — в последний раз. Она права, хоть и считает, что работать лучше всего в центре. У наших девочек давно есть «свои» клиентки; поэтому зарабатывают они гораздо больше, несмотря на то, что не больно-то одарены воображением. Стригут по шаблону, но при этом умеют вовремя улыбнуться, а это главное! И не очень-то распускают языки. Алина, к примеру, кроме «Ах, вы совершенно правы!» вообще ничего не говорит. Надо же, именно сейчас, когда нам так не хватает денег, угораздило меня накричать на эту дуру! Счастье еще, что Влад получил новый разряд. Все-таки подспорье. Если бы он поступил в институт, то учился бы уже на четвертом курсе. Интересно,