Когда мы зашли внутрь, папа взял у меня чемодан и направился на второй этаж, где располагались спальни.

– Постой, я хочу спать на диване в маленькой гостиной.

Он замер в нерешительности.

– Солнышко, этот диван уже совсем продавился. Я по себе знаю – твоя мама отправляет меня туда, когда я плохо себя виду.

– Что случается нередко, – добавила мама и улыбнулась мне, но ее брови нахмурились. – Ты уверена, дорогая?

– Уверена, – отозвалась я.

Моя комната навевала слишком много воспоминаний. Рози сидела на моей кровати, пока я заплетала ей косы. А когда мы дрались подушками, я один раз случайно сшибла ее на пол…

Я заморгала и снова сунула руки в карманы, сжимая их в кулаки. Перед поездкой я не стала принимать таблетки, но теперь задумалась, что, возможно, мне стоит это сделать.

А иначе я не выдержу…

Папа окинул мое лицо внимательным взглядом.

– Хорошо, несу чемодан в гостиную.

– Ты хочешь кушать? – спросила мама, беря меня под руку. Все, как обычно, собрались на кухне. – Давай перекусим!

– Все так красиво, – сказала я, пока мы шли через гостиную. Елка стояла рядом с окнами, а на каминной полке стояли подсвечники и висела гирлянда.

После исчезновения Розмари я думала, что в лучшем случае родители решат переехать в другой дом, а в худшем – развестись. Я читала, что, по статистике, потеря ребенка часто приводит к тому, что семья распадается. Но Лидия и Пол Росси показали, что это не всегда так. Мои родители любили друг друга, а еще они любили дом, который купили, когда только поженились. Они не хотели терять ни одно, ни другое.

Мама была дизайнером интерьеров, и этот дом стал для нее холстом. Она полностью переделала все три этажа – кроме комнаты Рози, которой навсегда предстояло остаться нетронутой, – но даже этого было недостаточно. Она так и не перестала вносить небольшие изменения и добавлять новые детали. Мне кажется, благодаря этому моим родителям и удалось выжить.

Для меня дом оставался таким же, как прежде, просто в другой обертке. Воспоминания никуда не исчезли, хоть их и покрыли слоем свежей краски. Они были словно Кларк Кент, в котором все переставали узнавать Супермена, стоило ему надеть очки и костюм.

Но я узнавала.

– Ты снова перекрасила стены, – сказала я маме. – Этот серый цвет явно новый. Мне нравится.

– Красиво, правда? – спросила мама, собирая с кофейного столика пустые тарелки. – Твой папа выбирал, – добавила она, и ее улыбка погрустнела. – Пришла пора что-то поменять.

Из кухни доносился гвалт голосов, перекрывавший грохотание кастрюль и сковородок. Две мои бабушки теснились у плиты, болтая и пререкаясь по-итальянски. Они что-то готовили, мешали и добавляли приправы, словно ведьмы из «Макбета». А еще они по очереди хлопали дядю Майка по пальцам, чтобы не дать ему своровать ребрышко.

– Смотрите, кто приехал, – сказала мама.

Все в комнате застыли и перестали разговаривать, словно их кто-то выключил. Наступил момент хрустальной тишины, а потом все они набросились на меня. В мгновение ока на меня со всех сторон посыпались голоса, запахи и объятия, грозя сбросить меня со скалы в море, полное чудесных воспоминаний, но почерневшее от вины и горя.

Я сделала вдох и вспомнила, как Бекетт прижимал меня к себе прошлой ночью и как обнимал на перроне.

Просто будь со мной.

Я выдохнула и нашла в себе силы улыбнуться.

– Всем привет. С Рождеством!

Но еще до того, как сесть за стол, я поняла, что не выдерживаю.

Стол был заставлен мисками и тарелками с едой и поблескивал лучшим маминым столовым серебром. Блюда передавали из рук в руки – они постоянно перемещались между бабушками, дедушками, дядей Майком, тетей Стеллой, дядей Луи и моей восьмидесятитрехлетней тетушкой Люсиль.

Внешне наша семья казалась цельной и совершенно нормальной. Никаких пустых стульев за столом. Но все же я видела зияющую дыру, образованную отсутствием Розмари. Как будто моя громкая итальянская семья немного потускнела. В разговоре то и дело появлялись трещины, когда кто-то боялся заговорить о детях, или о Рождестве, или о школе, или о чем-то другом, что должно было бы происходить в жизни с Розмари. Их заполняли печальные взгляды и неловкая тишина.

Кажется, этого не замечала одна лишь тетушка Люсиль. Она сидела справа от меня, и от нее разило духами «Шалимар» и ментоловыми леденцами от кашля. Она напоминала мне журавля – высокая и худая, с узловатыми коленками, прятавшимися под цветастыми платьями, и в очках с толстыми линзами, сквозь которые на нас смотрели ее большие глаза. Они тоже были зелеными – таково наследие семьи Де Лука – и невероятно глубокими. Создавалось впечатление, что в них хранится вся мудрость вселенной, что разительно контрастировало с безумными бреднями, которые лились из ее рта.

– Раньше был такой кинотеатр… Как же он назывался? А, «Фантазус». Точно, вспомнила, – ее губы, неровно накрашенные красной помадой, расплылись в улыбке, и она наклонилась ко мне. – Он назывался «Фантазус». Там не только показывали фильмы. Это было место, где все мечты становились реальностью.

– «Фантазус»? – переспросил сидевший справа от нее дядя Майк. – По звучанию напоминает Фантазоса из эпической поэмы Овидия «Метаморфозы», если я ничего не путаю. Все-таки читал классическую литературу, еще когда учился в колледже! Кажется, он был духом, который появлялся во снах? – Дядя Майк широко улыбнулся Люсиль, стараясь ее порадовать. – Кинотеатр назвали в честь него, Люс?

Она посмотрела на него как на ребенка и потрепала по щеке.

– Ш-ш, – проговорила она. – Кино начинается!

Дядя Майк рассмеялся и оставил попытки поговорить с тетей Люсиль, которая продолжала что-то бормотать себе под нос. Реплики доносились то с одной, то с другой стороны, перелетая через меня. Голоса казались слишком громкими, а свет – слишком ярким. Я сидела очень осторожно и двигалась крайне медленно, опасаясь, что разлечусь вдребезги от любого неловкого движения. Мне казалось, что воспоминания витают вокруг меня, словно призраки. Я сжалась в комок и ушла в себя. Как будто, если бы мне только удалось стать достаточно маленькой, паника не смогла бы меня найти.

– Зельда, жаль, что твой друг не смог приехать, – сказала мама, передавая мне миску с зеленой фасолью, приправленной сливочным маслом и чесноком. – Он празднует Рождество с семьей?

– Он будет праздновать завтра, – проговорила я, и мне показалось, что мой голос существует отдельно от тела. – Сегодня он работает.

– А чем он занимается?

Оберегает меня.

– Он работает курьером, – выдавила я.

Стол дрожал и расплывался перед моими глазами, словно флешбэк в старом сериале. Тетушка Люсиль по-прежнему что-то лепетала про свой мифический кинотеатр.