Она двигалась вперед, почти летела, мимо амбара, к прекрасному бревенчатому дому.

Вдруг откуда ни возьмись набежали тучи и закрыли лимонно-желтое солнце, погрузив дом в тень. Начался дождь, крупные прохладные капли падали ей на лицо, как Божьи слезы.

Перед ней открылась дверь.

Она замерла перед порогом, вцепилась рукой в перила, и заноза глубоко вонзилась ей в ладонь, так что она вскрикнула от боли. Отдернув руку, она увидела, что по ее запястью стекает алая струйка крови.

– Нет, – прошептала она, но ураганный ветер унес ее слова. Она поднялась по ступеням и вошла в дом.

Дверь захлопнулась. Она прошла через темный холл и направилась к лестнице, о существовании которой ей было известно. У нижней ступеньки она остановилась и прислушалась: где-то плакал ребенок.

«Я уже иду». Эти слова крутились в ее сознании, не достигая уст. Теперь она быстрее шла наверх, почти бежала.

Детский плач становился все громче, настойчивее. Слыша его, Микаэла почему-то представляла себе маленького рыжего мальчика, который плакал, засунув в рот большой палец. Он забился в угол комнаты и ждал, когда к нему придет мама.

Перед ней вдруг оказалась целая сотня дверей, а коридор растянулся на несколько миль, так что его конец терялся во мраке. Она бежала по коридору, дергая все двери подряд. За дверьми лежала ледяная пустота, в которой разверзались черные квадраты, усыпанные звездной пылью.

И вдруг плач прекратился. Внезапная тишина испугала ее. Она опоздала…

Вздрогнув, она проснулась. Потолок у нее над головой был покрыт белой звукопоглощающей плиткой, в которой исчез смутный страх, принесенный сновидением.

Больница.

Возле окна в ее палате стоял человек. В первый момент она решила, что это Джулиан, но на нем был белый халат.

Человек обернулся, и оказалось, что это вовсе не доктор Пени, а другой – как же его зовут? Высокий мужчина с продолговатым приятным лицом. Он чем-то напоминал актера Джефа Бриджеса. Ей не понравилось, что она легко вспомнила фамилию актера, а имена знакомых от нее ускользают.

– Тебе нужно постричься.

Эти слова вырвались у нее против воли, и она поморщилась. С какой стати она вдруг заявила такое незнакомому человеку!

Он провел рукой по всклокоченным волосам и улыбнулся, но не радостно, а печально, и она подумала: «Почему он выглядит таким одиноким?»

– Да, наверное… Меня всегда стригла жена.

Когда он заговорил, ее охватила дрожь. Она нахмурилась, стараясь вспомнить этого человека. И вдруг ответ на мучивший ее вопрос пришел сам собой.

– Я помню ваш голос, – тихо вымолвила она.

Он придвинул стул и сел возле ее кровати. Он смотрел ей прямо в глаза, и в его глазах было что-то… возможно, неизбывная тоска… отчего ей захотелось прикоснуться к нему. Это было как безумие – ведь она не знала этого человека.

– Голос? – переспросил он.

– Когда я спала, я слышала вас.

– Я и не предполагал, что это возможно, – улыбнулся он. – Кажется, я говорил всегда.

Всегда. Снова это слово. Оно не давало ей покоя, издевалось над ее измученной душой, трогало какую-то чувствительную струну в сердце.

– Кто вы? – спросила она.

– Доктор Лайем Кэмпбелл, – ответил он, помолчав.

Она понимала, что он говорит правду. Обведя затуманенным взглядом палату, она снова увидела фотографии, флаконы с ароматическими веществами, цветы, аквариум, где плавали рыбки. Она понимала, что именно этот человек ставил на магнитофон записи ее любимых песен. Именно он протягивал ей руку через черную пустоту небытия.

Именно этот человек – незнакомец с печальными и знакомыми глазами – провел у ее постели много дней: говорил с ней, держал за руку, ждал. Она помнила звук его голоса, ощущение от его прикосновения, когда он гладил ее, спящую, по волосам, его смех. Неизвестно откуда она знала, как он умеет смеяться: оглушительным, заразительным смехом, который никого не оставит равнодушным.

– Я помню, как вы смеетесь, – сказала она.

– Память вернется постепенно, частями, – ответил он с улыбкой.

– Кто вы?

– Доктор Лай…

– Нет. Кто вы мне?

Казалось, он тут же обмяк на стуле, утонул в нем. Медленно и неуверенно он коснулся ее руки. Его пальцы казались такими ласковыми. Она не помнила, чтобы кто-то касался ее столь нежно.

– Это кольцо, – тихо начал он. – Я надел его тебе на палец десять лет назад.

– Вы… – Она не могла произнести нужное слово, только изумленно смотрела на свой палец.

– Я твой муж.

– А как же Джулиан? – Это казалось невероятным.

– Джулиан был твоим первым мужем.

Она испугалась не на шутку. Сначала ребенок, теперь муж. Сколько же всего она забыла? Сколько ей предстоит узнать вновь?

Она молча смотрела на него и недоверчиво качала головой. Ей хотелось крикнуть, что этого не может быть, но опыт последних нескольких дней убедил ее в том, что возможно все.

– Как я могла забыть такую важную вещь? Как я могу… ничего не чувствовать к тебе?

Он поморщился, и в этой невольной гримасе она нашла подтверждение своим словам.

– Не волнуйся, детка. Нет ничего страшного в том, что ты пока не все помнишь.

– Я не знаю, что сказать тебе… Лайем. – Она запнулась, произнося его имя. Для нее оно не означало ничего, кроме абстрактного сочетания звуков.

– Все в порядке, – сказал он, касаясь ее щеки.

Но ей так вовсе не казалось. До порядка в ее мозгу было очень далеко. Выясняется, что этот человек – ее муж, а у нее нет к нему никаких чувств. Оказывается, что он – ее семья на протяжении последних десяти лет. Значит, в какой-то момент она перестала любить Джулиана и полюбила этого доброго, тихого человека. И что ей делать теперь, когда она не помнит ничего, кроме своей любви к Джулиану?

Она попробовала улыбнуться, но улыбка получилась довольно жалкой.

– Расскажи мне о нашей жизни вдвоем, – попросила она, и за этими словами прозвучала другая мольба: заставь меня снова полюбить тебя.

Он улыбнулся, призывая на помощь воспоминания, которые принадлежали теперь только ему одному.

– Ты была медсестрой. Я познакомился с тобой, когда ты ухаживала за моим отцом… – Он умолк и робко взглянул на нее. – Можно я возьму тебя за руку?

Эта просьба ее удивила своей непривычной нежностью и старомодностью. Ее поражало, как этот человек не похож на Джулиана. Джул никогда ни о чем не просил; ему и в голову не могло прийти, что его прикосновение может оказаться нежеланным.

– Конечно, – ответила она.

Лайем придвинулся ближе и взял ее ладонь.