– Тем более!

– Возможно, это его же уроки научили меня быть менее уступчивой? Он хотел, чтобы во мне появилось немножко стервозности, как он говорил…

– Выходит, что вы оказались неблагодарной ученицей, Тоня? И обратили обретенные познания против вашего же учителя?

– Погодите… Неужто, по-вашему, я должна была согласиться на все то, что мне не нравилось, что мне было неприятно, что меня пугало?

– Здесь нет слова «должна». Один соглашается, другой нет. Это зависит от характера и от философии. У вас характер мягкий и философии как таковой нет. Вот мне и интересно понять, как это случилось, что вы проявили вдруг характер… Не напрягайтесь так, Тоня, – я напал на вас, как разбойник в лесу, извините! Но вы, помните, сами сказали, что по вашей истории можно писать роман. Я тоже так считаю. И потому все выспрашиваю до мелочей… Вы на меня не сердитесь?

…Примерно в том же духе разговор длился до глубокой ночи. Николай Сергеевич то жадно впитывал ее рассказ, не перебивая, то вдруг словно спотыкался об какие-то ее фразы и тогда приступал к допросу с пристрастием. Он совсем уморил Тоню, и под конец у нее начали закрываться глаза. Да и день физического труда внес свою лепту, а «Порто» оказался последней каплей в виде пары бокалов. Кажется, произнеся какую-то фразу, – уже рассказав о признании Кирилла про таинственного Вуайериста, руководившем всеми его действиями, – она задремала прямо за столом.

До нее донесся голос Николая Сергеевича:

– Совсем последний вопрос, Тоня… Чего вы теперь хотите? Избавиться от Кирилла? От Вуайериста?

– Я его люблю… – пробормотала она, укладывая голову поудобнее на руки.

– Кого? – изумился писатель.

– Кирюшку…

– Так чего же вы хотите, Тоня? Еще одно усилие, давайте поставим точку в этом разговоре! Ну, поднимите головку, откройте глазки, – проговорил он ласково.

– Чтобы Кирюшка был, а этот тип отвалил и оставил нас в покое…

– Но ведь Кирилл вам признался, что он нищий! Безродный актер – без театра, без работы, без денег, без московской прописки, без будущего!

– Так я же его люблю, а не прописку… – Тоня сонно хлопала глазами, с усилием выговаривая слова. – Все остальное как-нибудь устроится…

– То есть вы верите во всепобеждающую силу любви, милая девочка…

Она немножко проснулась, ощутив какое-то движение. Писатель нес ее на руках… На руках, да… Невысокий и явно не силач, он нес ее, высокую увесистую Тоню, куда-то на руках… Она так растрогалась в полусне, что обхватила его за шею и прижалась к ней лицом. Шея была теплой, немолодой и пахла хорошим одеколоном.

Она снова чуток проснулась, когда он, не удержавшись, плюхнул ее на кровать. Открыв на секунду глаза, она увидела, как он укрывает ее одеялом. Она поймала его руку, прижала к щеке и, пробормотав: «Вы такой хороший…» – тут же уснула.

И уже не видела, как смотрел на нее Николай Сергеевич, присев на край кровати. Уже не почувствовала, как он, склонившись к ней, прижался губами к ее губам. Просто прижался, без поцелуя, – подержал свои губы на ее губах, вдохнул ее запах и ушел.

После бесплодного разговора с Леной, сдавшей квартиру неизвестному человеку, Кис с трудом устоял против искушения отправиться по адресу прямиком, взять Кирилла за грудки и выжать из него всю правду. Но Александра просила «не смущать Антоненка», чем связала детектива по рукам и ногам. Он, может, и пренебрег бы ее просьбой, если бы был уверен, что застанет Кирилла в одиночестве. Но по последним сведениям Александры, рай там продолжается, – стало быть, сидят вдвоем, милуются…

Чертыхнувшись, он развернул свои стопы, вернее, колеса его джипообразной «Нивы», в сторону Филей, где проживала Катя Богданова, сестра Кирилла, которая, по расчетам детектива, уже должна была вернуться с Камчатки.

На этот раз повезло: он ее застал дома. После пререканий у порога, длившихся минут пять, не меньше, – она его все же впустила в квартиру.

Тем не менее и эта маленькая победа не принесла ему никакого удовлетворения. Катя Богданова подтвердила то, что он уже и без того знал: Кирилл являлся актером Тульского театра драмы, но о его пребывании в Москве Катя не имела никакого понятия. И, если верить ей, выходило, что Кирилл ни разу не связался с сестрой с прошлого лета и не сообщил о том, что перебрался в Москву.

Алексей решил довериться своему опытному глазу и интуиции: Катя не врала. А также логике: имея подобное задание от спонсора, Кирилл и не должен был трепаться, даже сестре. К тому же отношения между ними явно не были близкими…

Так что ушел он от Кати Богдановой ни с чем. Нужно было искать другие ходы. Но детектив пока не понимал, где их можно найти, – вот в чем загвоздка!

…Тоня проснулась поздно. Небольшая комнатка залита ярким светом. Незнакомая узкая кровать, простыня в бледную голубую клетку.

Понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что она в гостях у Писателя. Потом еще немножко времени, чтобы вспомнить все, что предшествовало этому утру: поездку с Кириллом к кому-то на дачу, бегство, жутковатую исповедь Кирилла на бульваре… В которую сейчас, при щедром солнце, нагревшем добротный паркет, на котором она стояла босиком, прижимаясь ступнями к горячим половицам, просто не верилось. Это звучало настолько неправдоподобно, что, прочитай она такое в романе, и то бы не поверила. А тут – наяву? Какой-то тип, который платил Кириллу за все, что он делал и говорил? Кому это нужно??? Нет, – Тоня тряхнула волосами, – это бред! Кирилл наврал! Он хотел как-то выкрутиться – и все придумал!

Сегодня Писатель скажет ей, что думает о ее истории. И скажет он, – Тоня была уже практически уверена, – что Кирилл, без сомнения, все это сочинил! Писатель – он должен разбираться в людях, в сложных хитросплетениях души. Он сумеет отделить ложь от правды намного лучше, чем какой-то детектив!

Все ли Тоня ему вчера вечером рассказала? Закончила ли свою историю? Или выключилась на полуслове? Тоня не могла даже вспомнить, как добралась до постели с простыней в голубую клетку.

Ну, не страшно, – если что осталось неясно, Писатель спросит. Главное – скорей услышать, что он обо всем этом думает!

Николай Сергеевич возился в саду – Тоня видела его в окно. Памятуя, что он велел не ждать от него любезных приглашений, она сама позавтракала на кухне, затем вышла на крыльцо и молча села на теплые деревянные ступеньки.

Он обернулся через некоторое время.

– Как спалось? – Он даже немного улыбнулся, этот бирюк.

– Отлично. И я уже позавтракала.

Он бросил на землю небольшую лопатку и рукавицы и направился к ней.

– А мне пора передохнуть. Пойдемте в дом. Чай будете пить? Вы мне поведали вчера крайне интересную историю…

Тоня с нетерпением ждала, пока Писатель заварит чай, – это напоминало священнодействие. Чашки, блюдца, ложки, сахарница, – еще одно «сладкого у меня нет, не обессудьте», – и, наконец, они уселись за стол на веранде.