Забыв об опасности, не отдавая себе отчета в том, что она делает, стремясь лишь лучше разглядеть лицо юноши, Яэль придвинулась ближе к ограждению, и свет прожектора осветил ее.

Полосатое платье узницы, подвязанное на тонкой талии веревочкой, уродливые стоптанные башмаки на ногах, белая косынка, свисающая с левого плеча, трепещущая под порывами ветра, – и над всем этим убожеством милое нежное лицо с распахнутыми глазами, и чуть отросшие пушком, как у цыпленка, волосы волшебно золотятся в электрическом свете.

Черные глаза юноши смотрели не отрываясь, словно впитывали это посланное ему в последние минуты жизни фантастическое видение. И Яэль смотрела не отрываясь, прижав к груди сложенные как для молитвы судорожно сжатые руки. И она понимала, что это его последние минуты. Еще немного – и этот юноша с прекрасным лицом принца, талантливый, единственный, неповторимый, будет безжалостно, бессмысленно задушен и сожжен.

Это выпадение из реальности не могло продолжаться долго. Вокруг был жесткий свет прожекторов, крики, выстрелы в воздух, побои, брань. Со спокойными лицами наблюдателей стояли подтянутые офицеры, добросовестно ожидая конца хлопотной ликвидации, когда можно будет отдохнуть от трудов тяжких в тишине хорошо протопленных комнат.

Устойчиво расставив ноги, замерли солдаты с каменными подбородками и автоматами наперевес. Их мысли блуждают примерно в тех же самых мечтах об отдыхе, который они получат до прихода следующего транспорта.

Беснуются страшные лоснящиеся овчарки, обученные рвать человеческое мясо. Капо в полосатой одежде заключенных и с жестокими лицами садистов выполняют все, что им прикажут. В этом аду не может быть места человеческим чувствам.

Юношу ударили дубинкой, вырвали скрипку, впихнули в колонну. Яэль не слышала, какое слово шевельнуло губы юноши, но была уверена, что это было слово «Прощай».

Яэль тоже не могла остаться незамеченной. Она все еще стояла, застыв на месте, а к ней уже медленно, со стороны спины, приближались двое.

Один из них был полицай «травник»[42]одетый в черный мешковатый немецкий китель и такого же цвета брюки, заправленные в сапоги. Круглое славянское лицо с симпатичной ямочкой на подбородке и наглыми серыми глазами было весело.

А вторым был унтерштурмфюрер СС[43]– человек молодой, чувствующий себя несколько напряженно.

Сытое лицо полицая плотоядно ухмылялось, и он оглядывался на идущего позади офицера, словно приглашая разделить с ним удовольствие от комической ситуации. Подкравшись сзади к потерявшей бдительность Яэль, полицай схватил ее грубыми руками и заговорил, прерывая речь смехом:

– Смотрят они друг на друга. Ха-ха. Глаз не оторвут. Жидовочка влюбилась. Да он же сейчас в трубу вылетит, твой красавчик. Смотри, смотри, скоро поплывет, – и полицай поворачивал сопротивляющейся Яэль голову в сторону трубы крематория. – Любви захотела. Получишь сегодня. Ох, сколько любви получишь. – И он гадко смеялся.

Сопротивление Яэль его просто смешило, он мог бы сразу его прекратить, достаточно было одного удара увесистого кулака, но он развлекался, да и на девушку у него были иные виды.

Марко, так звали полицая, сразу увидел, что она в лагере недавно, еще чистенькая, не утратила детской округлости, что концлагерь еще не успел наложить на нее свою отвратительную печать.

Подошедший офицер, снисходительно улыбаясь, смотрел на происходящее. Это был высокий блондин с голубыми глазами и умным худощавым лицом. В концлагерь он прибыл недавно, немного нервничал на своей новой должности, еще не привык к повседневной жестокости, и ему даже стало жаль юную девушку. Но что делать?

Порядок превыше всего! Она нарушила лагерное расписание и должна быть наказана. И унтерштурмфюрер СС Карл Дитфрид постарался подавить в себе жалость как ненужное немецкому офицеру, расслабляющее чувство.

Полицай Марко ошибался, говоря, что Яэль влюбилась. Это было не так. Глядя на юношу, в котором словно воплотились все лучшие достижения природы и цивилизации – молодость, красота, талант, ум, благородство, одухотворенность, – она впервые остро поняла и как много потеряла нация, и сколь неповторим каждый исчезнувший. Неповторим.

Небрежно заламывая руки отчаянно вырывающейся Яэль и приходя от этого в еще большее возбуждение, Марко неожиданно почувствовал на левой руке девушки кольцо, спрятанное под повязкой.

– Что такое? Прячешь золото? – И, размотав грязный лоскутик на пальце девушки, он рывком приблизил ее руку к глазам. – Кольцо? Запрещено! – И мужчина сдернул кольцо с тонкого пальца.

Сколько раз Яэль пыталась его снять, и ничего не получалось, а тут вдруг кольцо словно само скатилось в руку Марко. Девушка даже не успела удивиться, потом у что в глазах у нее потемнело и она обвисла в руках мужчины.

Марко и не думал ее поддерживать. Небрежно бросив потерявшую сознание девушку на землю, мимоходом успев подумать: «Ишь как испугалась», он повернулся к офицеру и подал ему кольцо на раскрытой ладони. Ладонь у него была широкая, с короткими толстыми пальцами, с темной полоской грязи под неровно подстриженными ногтями. И изящное пестрое кольцо, лежащее на грубой ладони, выглядело необыкновенно красивым, а лиловый камень нежно и притягательно светился.

Офицер несколько брезгливо взял кольцо своими длинными тонкими пальцами с отполированными ногтями, стараясь не коснуться грязноватой ладони Марко, и, рассматривая, поднес его ближе к глазам.

– Это не золото, – произнес он. Марко почтительно слушал. Он и сам знал, что это не золото. Уж в этом он был специалист. – Это серебряное кольцо. Тоже является достоянием рейха, – важно произнес унтерштурмфюрер высоким голосом, словно ораторствовал на партийном митинге, и, вынув носовой платок, сбрызнутый одеколоном, завернул в него кольцо, положил находку в карман, поощрительно похлопал Марко по плечу и, повернувшись, пошел, оставив на полицая наказание девушки.

Марко все это время изображал на своем лице рекламную готовность служить Германии. Его тело наклонилось вперед, а глаза просто ели офицера.

Уходящий офицер не видел, как за его спиной постепенно изменялось лицо Марко. Сначала оно искривилось презрительной усмешкой, затем ненавистью, и, смачно сплюнув в сторону, полицай повернулся к лежащей девушке. Хорошенькая девчонка разожгла его похоть и…

Девушки не было. Несколько опешив, Марко растерянным взглядом оглядел все вокруг, даже позади себя, недоумевая, куда так быстро и бесшумно она могла исчезнуть.