Идите за мной, будем переселяться…

Мелиссина неторопливо приблизилась к стайке невольниц, хлопотавших у разведенного костра.

Привычные обязанности оживили девушек, вернули им долю уверенности в себе.

– Кашу готовим! – робко доложила Зухра.

– Каша – это хорошо, – улыбнулась Елена. – Что-то я Коджу Дервиша не наблюдаю… А Абдулкерим где?

Молчаливая испанка ответила ей:

– Эти отправились на охоту. Сказали, что видели следы коз.

– Козлятинка – это еще лучше.

Со стороны разбившегося корабля донесся грохот и треск.

Вскоре из огромного провала в корпусе показались четверо мужчин, тащивших на плечах две перекладины.

Между ними, подвязанный канатами, грузно качался пранги – мелкая пушчонка, стрелявшая ядрышками с персик величиной.

– Зухра, ты продолжай готовить, а мы потаскаем, – решила Елена.

С испанкой, которую, как выяснилось, звали Пилар, с Бейхан, Гюльфем и Фейрузой Мелиссина пробралась на корабль.

Собрав в тюки одеяла, тюфяки и прочее тряпье, женщины поволокли всё это добро наверх, к башне.

Нураг был не слишком заметен с моря, хотя и выдавался над вершиной холма, самой высокой точкой острова.

Даже в подзорную трубу башня представлялась верхушкой скалы.

Если там, на верху башни, выставить наблюдателя, всё море вокруг острова будет видно, никто не подкрадется незаметно.

А в здешних местах промышляли все, кто только хотел, – и берберы, и испанцы, и генуэзцы.

Причем надеяться на грозную силу Порты не стоило, и Каравулык это прекрасно понимал.

Османов тут не жалуют, никто им помогать не станет, а если нападут, то горе побежденным.

И вот Маджар с Силахтаром пыхтели, устраивая пранги на плоской вершине скалы – отсюда открывалась вся бухта.

– Перетащим еще хотя бы штуки четыре, – говорил Каравулык, играючи поднимая объемистый бочонок с порохом. – Отбиться, может, и не отобьемся, но беду врагу наделаем! Елена, ты умеешь стрелять из мушкета?

– Разумеется, – спокойно ответила Мелиссина, скидывая тюк с плеч.

– И я, – тихо добавила Пилар.

– А остальные будут заряжать ружья!

– Мы не умеем! – хором сказали Бейхан, Гюльфем и Фейруза.

– Научитесь! Куда вы денетесь…

Турки возмущенно сопели, им было невмоготу такое равноправие женщин, но они помалкивали. А то, не дай бог, самим всё делать придется.

Весь день ушел на то, чтобы перенести, перетаскать, переволочь с корабля сотни нужных и не очень нужных вещей.

Женщин устроили на втором этаже, турки разместились внизу.

К вечеру во дворе сложили очаг из отвалившихся глыб, развели огонь.

А тут и охотники пожаловали, очень гордые собой – оленя подстрелили!

Разделали небольшую тушу быстренько, да и насадили на вертел.

Скоро умопомрачительный запах поплыл над скалами, мучая голодных людей.

Женщинам было полегче – они не ждали, пока мясо прожарится, а пекли лепешки.

Елена, не принимая участия в готовке, отошла прочь – оленина пахла одуряюще, даже голова кружилась.

Обходя башню, она столкнулась с Абдулкеримом. Турок сразу ухватил ее за руку, потянул жадную руку к груди – и заработал удар ногой в пах.

Застонав, он согнулся в три погибели. Мелиссина хотела было добавить, попортив женолюбу небритое личико, но передумала.

– Я – не портовая девка, – холодно сказала она, – и не позволю какому-то уроду лапать меня. Если свербит и невтерпеж, поймай козу!

Абдулкерим упал на колени и вдруг вскочил, сжимая в руке нож. Дуло пистолета, выхваченного Еленой, закачалось перед его глазами.

– Только дернись, козлодер, – ласково проговорила женщина.

– Мы еще встретимся, – процедил турок, отступая.

– Если это случится, тебя похоронят.

Развернувшись, Мелиссина зашагала обратно к огню. Происшествие не напугало ее, скорее, взбодрило, усталость сменилась веселой злостью.

Тоже мне, нашелся герой-любовничек!

– Елена, ты куда пропала? – обернулся к ней Каравулык. – Мясо стынет!

– Учила кое-кого вежливому обращению с дамами, – небрежно ответила Елена.

Кызлар-агасы оглядел мужиков, жмущихся к огню, вычислил «недостачу», и усмехнулся.

Мелиссина, изо всех сил сдерживая жадность, приняла дымящийся кусок мяса и впилась в него.

Что сказать? Кто сутки голодал, работая, как проклятый, а после угостился свежениной, тот легко поймет наслаждение, испытанное Еленой!

Первый день робинзонады окончился весьма сносно. Жить можно! А дальше видно будет…

Эскадра Авраама Дюкена следовала вдоль западного берега Сардинии, изрезанного укромными бухтами.

Как на картинке: лазурное небо, бирюзовое море и белый песок. Классика!

Олег стоял на шканцах, как то и подобает капитану, обозревая окрестные земли и воды в подзорную трубу. Всё начало происходить на его глазах.

«Ретвизан» как раз проходил мимо тихого глубокого заливчика, когда по его водам заскользила большая красная шебека, влекомая одним лишь треугольным парусом, поднятым на передней мачте.

Остроносая, с сильно вытянутой кормой, она вызывала ассоциации с чем-то хищным и опасным.

Недаром шебека являлась излюбленным кораблем берберских пиратов.

В ее носовой части Сухов различил целую погонную батарею из четырех пушек для стрельбы прямо по курсу.

По восемь орудий на каждый борт, четыре ствола под кормовой надстройкой да еще столько же в самой надстройке – по паре справа и слева.

Двадцать восемь пушек, готовых стрелять в любую сторону!

Мало того, следом за красной шебекой выплывала черная – Олег насчитал на ней «всего» две дюжины пушек.

– Бербе-еры! – разнесся крик.

– Гляди, Олег! – завопил Шурик. – Вон они! И вон!

Да их тут миллиард тыщ! Угу…

Далеко впереди, буквально под носом у французского флагмана, постепенно появляясь из-за скалистого островка, вырисовывался большой фрегат.

– Это Мезаморта! – крикнул Айюр, взбегая по трапу на шканцы. – Это его корабль! «Аль-Музаффар»! А вон – «Аль-Мансурия»!

Было хорошо видно, как матросы-мураши ползли по вантам «Аль-Мансурии», как тяжелые полотнища парусов расправлялись на ветру, надувались, обретая «пузо».