— Спасибо вам, Руслан Русланович. Огромное спасибо!

— Спасибо в стакан не нальешь, — хмыкает мужик.

— Как там Марк? Сильно испугался?

— За Аду да, испугался. Но сейчас с восторгом вспоминает, как мы с сиреной мчались в роддом.

— С какими сиренами? — не понимаю.

— Да я гнал, на знаки не смотрел. Нас гаишник и тормознул. Но как увидел Аду, так и велел за ним ехать. Вот мы и домчали под вой сирен. Сам понимаешь, все с работы, машин много. Отлично время сэкономили. Вот и Аду спасли, слава Богу.

— Спасибо, еще раз. Марка завтра заберу.

— Да не торопись, готовься жену с малым встречать. Как назовете то?

— Не знаю. Решили, увидим его и само получится.

— Ну ждем. Пока.

— Адидас, — говорит Лука, когда я завершаю вызов.

— Не понял?

— Я говорю, назовите Адидас.

— Почему Адидас то?

— Ну. Папа Адам. Мама Ада. Сын Адидас, — и начинает ржать.

И я тоже начинаю смеяться. Чувствую, как с плеч уходить тяжесть переживания, как внутренности отлипают от желудка и возвращаются на свои места.

Дышать становится легче.

Глава 44. Ада

Первые сутки после родов я сплю. Просто дикая слабость и сильное головокружение. В вену постоянно вливают какие-то лекарства. Медсестры говорят названия, но я не запоминаю. Каждый раз, когда сознание выруливает из сна, хочу спросить, как мой сын, но сил не хватает и засыпаю снова.

На второй день мозг вроде более адекватно воспринимает окружающий мир. Голова кружится, но терпимо. Зато подключается боль от разреза.

И так жалко себя стало, что слезы потекли из глаз.

Я уже родила, а малыша не то, что на руках не держала, к груди не прижала, так я его вообще не видела.

Мы с Адамом договорились, что как увидим сына, так и поймем какое имя ему подойдет. Мой мальчик уже сутки без имени.

— Тут-тук, — от двери произносит женщина в белом халате. Вместе с ней заходит еще одна. — Обход. Как вы себя чувствуете?

— Голова немножко кружится еще и живот болеть начинает, но пока терпимо.

— Сильная, значит? — улыбается врач. Ирина Юрьевна, написано на бэйдже. — Но геройствовать не стоит, подключим обезболивающий. Вы вчера, конечно, шороху навели, — смотрит на меня с сочувствием. Берет садится в ноги на кровать. — Знаете, я столько лет работаю, разных случаев повидала. И когда происходят такие случае, как у вас, я понимаю, что Бог есть. Это такое счастье, что мы смогли спасти и вас, и вашего малыша. С ним все в порядке. Во время кровотечения у вас и воды отошли, и малыш немного глотнул вашей крови. И когда мы его достали, он, — она делает глубок вдох, — он не дышал. Ну не плачьте! Его быстро реанимировали. Сейчас с ним все отлично. И это чудо.

Мой бедный родной сынок.

— Когда я смогу его увидеть? — сквозь слезы произношу я.

— Вы еще очень слабы, вам нужно отдыхать.

— Я хочу к нему. Я его даже не видела, я не знаю, какой он, мой сын, — мне кажется у меня сейчас начнется истерика.

— Завтра, обязательно завтра его увидите. Теперь самое тяжелое…

Она замолкает и видно, что собирается сказать что-то очень важное и страшное для меня. И я кажется, понимаю, что именно.

— Вы удалили мне матку? — значит, мне не приснился разговор двух женщин. — Я читала о разных исходах беременности с предлежанием. И я очень благодарна, что спасли мою жизнь и жизнь моего сына, — и снова поток слез.

— Да, к сожалению, мы были вынуждены сделать гистерэктомию. Придатки и яичники сохранили. И вы потеряли около двух литров крови, поэтому так тяжело вам. Вот так…

— Спасибо еще раз. Спасибо за жизнь.

Пытаюсь понять, что я чувствую. Читала я эти форумы, будто бы после удаления матки перестают чувствовать себя женщиной. Пустышки. Нет, такого я не чувствую. Ни отчаяния, ни стыда.

Я чувствую безмерную благодарность. За то, что могу сейчас вдохнуть полной грудью. За то, что смогла выносить и родить. За то, что продолжаю жить.

После обеда, когда я даже черепашьими шагами дотопала в туалет, происходит волшебство.

В палату заходит моя врач, Ирина Юрьевна. В руке у нее мой телефон и она улыбается мне.

— Ваш телефон принесла. Сейчас, секунду, — говорит и начинает что-то искать в нем. Я даже немного удивляюсь, что ей надо в моем мобильном, но не заостряю на этом внимание.

И тут на всю палату раздается детский крик. Ирина Юрьевна поворачивает экран в мою сторону.

— Это ваш сын. Смотрите, как требует молочка.

А я замираю. Оторвать взгляд не могу от экрана. Моя душа и сердце сейчас в этой белой коробочке.

— А вот еще одно, тут уже успокоился и сосет бутылочку, — перелистывает видео. — Вы, кстати, первый человек, у кого нет в телефоне пароля. Я не лазила в нем, только сняла для вас видео.

— Там все равно нет ничего тайного. А эти видео бесценны, — забираю телефон из протянутых рук, — спасибо вам огромное.

— Ну оставляю вас.

Я не замечаю, как она уходит. Потому что все мое внимание сосредоточенно на личике моего сына. Он такой крошечный, Господи, да его страшно будет взять в руки! Его запеленали так, что я не вижу его волосики, не знаю, какого они цвета.

А носик у него малюсенький, и кончик смотрит вверх.

Нажимаю "отправить видео" и выбираю Адама.

Через двадцать восемь секунд, а именно столько длятся оба видео, у меня начинает звонить телефон.

— Привет, родной.

А он молчит.

— Плачешь, что ли? — спрашиваю специально с улыбкой. Потому что я точно знаю, что он плачет.

— Ты же знаешь, как я тебя люблю, родная?

— Знаю. Поздравляю тебя!

— А я тебя поздравляю.

— Знаешь, я так и не поняла, как его назвать. А