Молчание.

Рассматривание плитки на стене.

Сигарета.

Глоток.

Так продолжается до тех пор, пока жидкость в бутылке не опускается ниже уровня этикетки.

– Что? – нарушает тишину Глеб. – Рассказывай.

Они вместе смотрят на клубы дыма и слушают рев проезжающих где-то за окном машин.

– Крот, что случилось? – повторяет вопрос Глеб.

Лишь когда речь заходит о чем-то действительно серьезном, он называет своего друга не по имени. Возможно, чтобы как-то разрядить обстановку, зовет Владимира прилипшей к тому с детства кличкой. Кротом его прозвали из-за плохого зрения. В то время Владимир носил очки, единственный со двора. И когда во время игры мячом их случайно разбили, его традиционное и обидное «Очкалуп» сменило еще более обидное «Крот».

– Не молчи. Расскажи, может, я могу чем…

– Она забирает сына. И больше не вернется.

Бутылка коньяка делает почетный круг между друзьями.

– Понимаю.

– Понимаю? Да что ты понимаешь? У тебя и жены никогда не было. О детях вообще молчу. Понимает он…

Глеб пропускает мимо ушей слова расстроенного друга. Это он не со зла. В нем говорят печаль и выпитое. Он сейчас не в том состоянии, чтобы следить за языком.

– Ладно.

Глеб говорит и проглатывает коньяк вместе со своей обидой. На то, наверное, и нужны друзья. На то, чтобы в нужный момент оказаться рядом, выслушать и суметь промолчать. Хотя Глебу есть что возразить. Мало того, ему есть чем в ответ уколоть. Но зачем? Это не та ситуация, чтоб подливать масло.

– Ты обиделся?

Глеб мотает головой, одновременно морщась от напитка и отвечая на вопрос другу.

– Ну не обижайся. Видишь… Несу пьяный бред.

Глеб пожимает плечами.

Его распирает сказать. Ответить, что тот факт, что у него никогда не было жены, не имеет значения.

Не был женат.

И что?

Что, если он до сих пор не женился не просто так? Что, если на то были веские причины? Что, если эти причины есть до сих пор? И что скажет Крот, если узнает, что Глеб много лет любит только одну женщину? Тайно любит, безумно и страдает от этого.

– Ну, скажи что-нибудь. Чтобы я понял, что ты не злишься.

Глеб хмурит брови.

Он хочет рассказать. И расскажет все. Но не сегодня. Возможно, и не завтра. И не через год. Однажды… Есть такие секреты, которыми даже с лучшим другом нельзя поделиться.

– Ну не молчи.

– А как же соцопека? – после небольшой паузы спрашивает Глеб. – Разве это не их задача?

Он старается вести себя, будто ничего не произошло.

– Задача?

– Ну да. Куда они смотрят?

– Смотрят? Да как раз с их помощью она и забрала. Смотрят. – Он снова закуривает и предлагает пачку другу. – Для проклятых опекарей она – мать. А я… Я всего лишь никчемный нищий мент.

Молчание.

Глоток.

Сигарета.

Глоток.

– К Брянцеву ходил?

– А что Брянцев? Чем он поможет?

– Ну не знаю.

– Вот и я не знаю.

– Ну он нормальный мужик. И у него связи как-никак. А ты в этой ситуации вроде бы прав.

– Вроде бы?

Владимир не намерен выслушивать сомнения в своей правоте. В ответ Глеб разводит руками.

– Брянцев подключится. Поможет.

Владимир отмахивается и мотает головой. Он сомневается, что начальник как-то поможет. К тому же не любит просить помощи.

– Ну ты тут, главное, не паникуй. Ситуация не из приятных. Но должен же быть выход. Не может же жена просто так…

Слова и мысли начинают терять ясность. Сигареты заканчиваются. Но настроение друзей улучшается. Владимир вновь мотает головой, смеется с глупости последней фразы Глеба и тянет руку за напитком.

Коньяк прощается с бутылкой и оседает в желудках друзей. Пустая тара тут же убирается в сумку.

– Крот, а хочешь… – Глеб вытирает с подбородка слюну. – Может, мне поговорить с Аллой?

Владимир крутит пальцем у виска.

– М? Тебе? О чем?

– О том, что может поискать какой-нибудь… компромисс.

– Какой? Она уперлась. Новая жизнь, говорит. Решила, что теперь она образцовая мать. Нашла себе какого-то хмыря. А я не подхожу. Так что два воскресенья в месяц с Костиком и свободен.

Глеб качает головой и осуждающе морщится.

– Нет, ну серьезно. Я с ней поговорю!

– А ты тут при чем?

Глеб моргает, пытается прогнать алкоголь.

– Не знаю. Ни при чем, наверное. Какая разница? Надо помочь другу. Я просто возьму и поговорю.

– Нет.

Владимир трет кулак. Скулы играют на его лице.

– Есть у меня идейка получше.

В его глазах блестит огонек.

– Крот, только давай без глупостей.

Глеб стучит по плечу друга. Не нравится ему этот огонек. Он уже видел такой взгляд. Как тогда, когда его друг поперся отбирать у старшеклассников свой велосипед. Один пошел. Балбес. Никому не сказал. Выбрал палку побольше и пошел. Два выбитых зуба, синяки, погнутая рама и на неделю домашний арест от отца.

– Слышишь?

– Без…

– Что без?

– Без глупостей.

– Хорош… Рассказывай давай.

Раньше у друзей не было друг от друга секретов. По крайней мере Владимир полностью доверял Глебу и мог без опасений рассказывать ему все.

Владимир выдувает дым сквозь смешок.

– Придумал. Кое-что.

Он встает, выпрямляется и проходит вдоль скамейки.

– Помнишь, в прошлом году потасовку напротив «Меркурия»?

– Нет.

– Там пырнули девушку. Еще свидетели говорили, что слышали выстрелы.

– Ну.

– Так выстрелы слышали… Только пистолет так и не нашли.

– И что?

– Да так… ничего. Пугач. Из него никого и не подстрелили, так что можно сказать я не сильно виноват.

Владимир достает из кармана завернутый в пакет предмет, похожий на револьвер. Складной, небольшого размера самодельный пистолет.

– Ты совсем идиот? Дай сюда!

Глеб пытается выхватить оружие, но его друг с неожиданным проворством отскакивает в сторону, убирает сверток за спину и мотает головой, мол, не-а, так не пойдет.