– Сделаю что должен.

Владимир говорит, что теперь у него есть решимость реализовать план, который давно вынашивает. План отомстить. Всем и за все. Он расхаживает от окна к скамейке и обратно. Ходит, рассуждает и сам понимает, что не сделает ничего плохого. Даже если будет уверен, что сто процентов ничего ему за это не будет.

Не сделает.

– И волки сыты, и овцы целы. Ферштейн?

– Это коньяк…

– На самоделке отпечатков не найдут. И виновного не накажут, пусть и не пытаются, но поделом. И ей. И я… И…

– И ты несешь пьяный бред, говорю. Отдай мне.

– Мужики! – В курилку заглядывает обеспокоенная голова сержанта. – Там, на фиг все. Вас…

Он замечает нетрезвое состояние коллег и с огорчением, что его не позвали, продолжает:

– Оооо. Да вы тут, я смотрю, уже молодцы.

– Чего хотел? – спрашивает Владимир и быстро убирает свой пакет обратно в карман.

– Я ничего не хотел. Тех двоих, как просили, оформил.

– Ну, молодец. Спасибо.

– А вот Брянцев. Теперь он, на фиг, носится по отделению, разыскивает тебя и грозит увольнением.

– Зачем?

– Один из задержанных сыночек, нафиг, чей-то оказался. Какой-то шишки важной. И его, понимаете ли, обидели.

– И что?

– И то… Ищет, говорю.

– Ну, скажи ему, что ушли. Скажи, что не нашел. Мы вообще сейчас патрулируем.

– Да. Вижу, на фиг. Работа кипит. До обеда уже напатрулировались. – Он машет рукой перед носом, отгоняет неприятный запах.

– Давай. Все.

Глеб поднимается и, пошатываясь, идет к молодому коллеге.

– Не надо тут. Видишь, у нас обстоятельства.

– Угу. Помню, на фиг, солидарность.

– Ну вот. Раз помнишь, значит, завтра… значит, поговорим.

– А сегодня?

Сержант с угасающей надеждой в глазах смотрит на коллег.

– А сегодня, иди. – Глеб меняет тон на любезно-мягкий. – Ты иди. И мы тихонько пойдем.

Друзья практически синхронно бросают окурки.

– Как пойдете? Куда, на фиг?

– Ту-да, – Глеб показывает на выход.

– А Брянцев? Что я ему?

– Все. Выдохни. И действуй.

– Да, сержант. Действуй. Придумай что-нибудь. Ты же у нас вон какая голова… светлая.

– Но.

– Никаких но.

– Никаких, – добавляет Владимир.

– Набрянцай ему убедительного. Скажи – ребята на задании.

– Сержант, жалобы жильцов из пятого, помнишь?

– У них, на фиг, урны вроде бы.

– Да. Урны пропадают. Женщина там еще такая живет, с рыжими волосами, шумная.

Сержант кивает.

– Ну, вот. Скажешь Брянцеву, с ними разбираемся.

Друзья одновременно пригибаются и идут через пожарный выход, а сержант остается один на один с тлеющими окурками, с негодованием начальника и мыслью о том, что солидарность какая-то несправедливая получается. Как выручать, так – скорее действуй, а как выпить вместе, так на этом солидарность и заканчивается. Он бы и не стал пить. Тем более на работе, тем более со старшими по званию. Но сам факт. Могли бы и пригласить.

Друзья выходят на улицу.

Свежий воздух опьяняет сильнее коньяка.

– Спасибо, Глеб.

– Не надо мне твои спасибо. Отдай-ка лучше мне свой пакетик.

Владимир игнорирует просьбу, смеется и приобнимает друга.

– Чтоб я без тебя.

Глеб покачивается и двигает пальцем из стороны в сторону.

– А вот тут ты не прав. Сейчас мы с тобой за покупками. А завтра утром еще проклинать меня будешь.

* * *

– Лилочка, ну скоро уже?

Девочка ноет.

Она устала.

Майя может несколько часов без перерыва носиться по дому, галдеть и всем надоедать, но стоит пройти пешком пару кварталов, как она начинает хныкать и капризничать. Ножки у нее болят, надоело идти. И аргумент у Майи железный – на один взрослый шаг малышке приходится делать три, а то и четыре детских.

Спорить с девочкой и уговаривать ее бесполезно. Вариант один – нужно брать на руки и нести.

– Лилочка, ну куда мы?

Малышка дергает сестру за рукав.

– Ым, давай.

Без лишних разговоров Лилия перехватывает сумку и помогает младшенькой забраться на руки.

Майя прижимается щекой к сестре и мгновенно умолкает.

– Так, ым, лучше?

Малышка кивает.

Пускай одной рукой тяжело нести ребенка, пускай во второй увесистый багаж с торчащими из него плохо набитыми вещами, зато малышка успокоилась и больше не плачет.

Они в безопасности.

– Лилочка, а ты не сказала.

Малышка спрашивает, а девушка продолжает идти молча.

– Не слышишь, что ли? Ты же не сказала. И это не прятки, и никакой не сюрприз для мамы. Куда мы?

Лилия естественно прекрасно слышала вопрос, но она не отвечает. Просто она и сама не знает на него ответ.

– Скажи. Лилочка, не молчи.

Девочка не отстает.

Подальше от дома, куда глаза глядят. Чуть было не вырвалось в ответ. Но Лилия вовремя спохватилась. Не хватало еще, чтобы Майя к своему нытью начала по-настоящему плакать.

– Скажи. Скажи-скажи.

– Девушка, у вас все хорошо?

Мужской голос окликает беглянок.

Лилия не оборачивается, краем глаза замечает мужчину в форме, который идет к ним.

На улице шумно. Проезжают машины, сигналят. На ухо Майя кричит свое капризное «скажи-скажи». Вполне можно притвориться, что не услышала полицейского. К тому же есть шанс, что Лилии на самом деле показалось и к ней никто не обращался.

– Девушка.

Полицейский идет следом. И он явно зовет Лилию.

Она ускоряет шаг. Может отстанет? А если нет, можно будет что-нибудь наврать, но лучше притвориться, что не услышала.

– Девушка, остановитесь. Подождите. Девушка с ребенком на руках, я к вам обращаюсь. Все в порядке?

Мужчина в форме не унимается.

Зовет.

Спешит.

Кажется, его лишь подбадривает ее нежелание остановиться. Его так учили. Не желает говорить – подозрительно. Подозрительно, значит перед ним потенциальный преступник.

– Девушка. Постойте. – Он и не думает отступать.