— Нет, — Блэкитт на мгновение вынырнул из своих мыслей. — Не думаю… Я даже сегодня же займусь вашим вопросом! — и вновь окунулся в свои раздумья.

— Спасибо, — я неуверенно улыбнулась ему.

— Тогда мы, наверное, откланяемся… — Мадейро поднялся, и я подскочила следом.

— Да, спасибо, что выслушали меня, — добавила я.

— Дайте мне несколько дней, — пробормотал снова Блэкитт, словно уже не слыша нас.

Мы направились было к двери, но ректор вдруг остановился, будто вспомнив о чем-то.

— Вилли, я тоже хотел у тебя кое-что спросить, — и он быстро подошел к другу, сказал ему что-то тихо, я не расслышала даже слова.

Зато Блэкитт ответил обычным тоном:

— Что ж… При таком раскладе это тоже объяснимо. Но потом, Итан, все потом…

Интересно, о чем он спрашивал? Проблемы со здоровьем? Или что-то иное?

— Хорошо, Вилли, мы больше не будем тебя отвлекать. Спасибо, — Мадейро откланялся, и мы вместе вышли из гостиной.

Чай во всех трех чашках так и остался нетронутым.

— Дождь все-таки пошел, — заметила я, глядя как тяжелые редкие капли падают на садовую дорожку, и открыла зонт.

— Возможно, это ненадолго, — отозвался ректор, спускаясь с крыльца. — Думаю, нам стоит поискать место, где можно его переждать, а заодно перекусить. До отплытия еще несколько часов, надо их чем-то занять. Но для начала нужно найти коляску.

Перекусить и я была не против: чаепитие у Блэкитта не задалось. Да и как можно было думать о чае, когда решались куда более серьезные вопросы?

— Вы хорошо знаете город? — спросила я ректора, ускоряя шаг, чтобы нагнать его.

— Не могу сказать это с уверенностью, — ответил Мадейро. — Я нечасто бываю в Бонте. Как правило, дальше центра и вокзала не отхожу. Если есть необходимость, нанимаю экипаж.

— А я и вовсе здесь второй раз, — я улыбнулась. — Первый был, когда ехала в Академию. Так что можно сказать, совсем его не знаю.

— Что-то извозчиков не видно, — мы вышли за ворота, и ректор принялся оглядываться в поисках коляски, однако дорога была пуста. — Наверное, стоит пройтись немного. За поворотом есть небольшая площадь, там найти экипаж проще.

Мы пошли вдоль улицы, мимо жилых домов, окруженных зеленью садов. На пути лишь изредка попадались прохожие, прячущиеся под зонтами. Я глянула на ректора, чей костюм уже покрывали влажные пятна, на очках тоже блестели дождевые капли.

— Господин ректор, — робко окликнула его я. — Вы без зонта… Может… — и я показала взглядом на свой.

— Хотите поделиться со мной зонтом? — уголки его губ чуть дрогнули, то ли в улыбке, то ли ухмылке. — Не лучшая идея…

Его скептицизм был явно адресован полотну зонта, голубому, усыпанному мелкими розочками и украшенному золотистой тесьмой. Кстати, весьма модная модель этого сезона.

— Безусловно, мокрым вы будете выглядеть куда солидней, — хмыкнула я.

Мимо нас, будто специально, пробежала, смеясь, парочка под одним алым, типично женским зонтиком. Итан Мадейро нервно повел шеей, затем повернулся ко мне:

— Тогда позвольте, его понесу я. Иначе мне придется еще и идти, присев.

Я, борясь с улыбкой, отдала ему зонт, а ректор подставил мне свой локоть. Он хочет, чтобы я взяла его под руку? Ох… Но делать нечего, и я, подборов смущение, переплела наши руки. Его мышцы были словно камень, а рельеф ощущался даже сквозь одежду. Представляю, как они выглядят без нее… Воображение тотчас разыгралось, и я едва не споткнулась, не заметив камень под ногами. «Так тебе и надо! — мысленно осадила я себя. — Нечего думать о таких глупостях».

На площади действительно оказалась стоянка экипажей, и дальше мы уже поехали со всеми удобствами. Вышли недалеко от порта, на улице, по обе стороны которой сплошь тянулись магазины, рестораны и кофейни. Здесь было куда оживленней, несмотря на непогоду, и веселей.

— Сюда, — ректор повел меня к одному из ресторанов, довольно респектабельному на вид. И, наверное, дорогому.

Пожилой официант в вышитом атласном жилете забрал у нас промокшую верхнюю одежду, пообещав высушить ее к концу нашей трапезы. Затем он провел нас к столику, предложил меню.

— Не уверена, что моего жалования хватит на обед в этом заведении, — я произнесла это совсем тихо, себе под нос, но Мадейро услышал.

— Ваше жалование не пострадает, — проговорил он, с увлечением изучая меню. — Выбрали себе что-нибудь?

Нет. Меню было слишком разнообразным и действительно недешевым, отчего я совсем растерялась. В моей «прошлой» жизни выбрала бы блюдо по вкусу легко, но сейчас все было иначе…

— На ваше усмотрение, — ответила я наконец.

— Как пожелаете, — ректор подозвал официанта, сделал ему заказ.

— И все же вычтите это блюдо из моего жалования, господин ректор, — попросила я. — Вы и без того слишком много для меня делаете, я даже не знаю, как вас отблагодарить за все… А тут еще и обед.

— Я запишу его на баланс Академии, если вам от этого будет легче, — Мадейро усмехнулся.

— Все равно… Мне неловко от…

— Почему вы мне не рассказали? — перебив меня, спросил он.

— О чем? — не поняла я.

— О вашей регенерации, — пояснил ректор. — Значит, Элизабет все же ранила вас тогда?

— Да, она задела меня копьем, — призналась я. — Но рана исчезла, я не заметила как. Потом в комнате я провела эксперимент, порезала руку, но все тоже зажило, как вы сами видели. А не рассказала… — я пожала плечами. — Не хотела вас лишний раз беспокоить.

— Вы не изменяете себе, — я не разобрала с сарказмом это было сказано или осуждением.

— И все равно, я не понимаю, почему вы так участливы и внимательны ко мне, — произнесла я, опуская глаза. — Я вам очень благодарна, да, но… Хочу понять, чем обязана… Почему вы так добры?

— А вы всегда и во всем ищите подвох? Считаете, что помогать можно только с какой-то целью? Выгодой?

— Вы сами предупреждали, что вас стоит опасаться. Хотели, чтобы я боялась вас… И тут же предлагаете помощь. — Не вижу в этом противоречий, — Мадейро сцепил пальцы в замок и положил на них подбородок. — Одно никак не связано с другим, — его тон отчего-то стал сухим и прохладным. — Но если вам нравится искать в моих поступках какую-то корысть, то… Ищите. Возможно, и отыщите.

— Я не хотела вас обидеть, господин ректор, — сердце сдавило горечью.

— Я нисколько не обидчив. Оставлю эту прерогативу вам, женщинам.

Атмосфера между нами вмиг изменилась, стала напряженной и тяжелой. Принесли еду, но мне она казалась пресной и невкусной. Пока ела, тысячу раз укорила себя за длинный язык и сомнения, которые на словах превратились в упрек.