Эрик. Представляешь, Карл, когда мы летели сюда се­годня, я вспомнил, что это интервью как раз приходится на пятнадцатую годовщину нашей свадьбы, которая будет в следующем месяце, к тому же это момент, когда мы рас­стаемся со всем, что сохраняло структуру нашего брака. Мы продаем свой дом, мы продаем всю нашу собствен­ность, мы оставляем наших друзей, работу, профессио­нальные позиции — мы покидаем страну, в которой мы встретились и обручились, и мы начинаем совершенно новый путь, по сути, совсем одни: только мы и наши дети, и какие-то наши элементарные умения и личные качест­ва. И мне кажется, одним из наиболее важных аспектов нашего брака и способов его дальнейшего развития является тот факт, что он не будет более включен в неко­торую структуру поля определенного места, имущества, круга старых друзей и так далее. Вместо этого мы взяли и расстались с прежней структурой и собираемся начать что-то совершенно новое. Произошел полный поворот в наших отношениях к миру вокруг нас.

Я (к Денизе). Это просто поражает меня, и я хотел бы знать твою реакцию на его слова.

Дениза. Я не думала так об этом, но меня страшит наш переезд тем, что мы остаемся только своей семьей и опираться сможем исключительно друг на друга. Нам не смогут помогать близкие друзья. В этом смысле мы чувст­вуем себя первопроходцами. Я не думала, что так далеко заведет нас наш брак, и особенно тревожит то, что касает­ся нас четверых как семьи, то, что мы собираемся сделать этот прыжок, причем даже неизвестно куда.

Эрик. У нас никогда не было спокойного брака. Мы всегда много ссорились, конфликтовали, причем до­вольно сильно, но за последние несколько лет мы на­учились воспринимать это положительно, как то, что ведет к росту и не дает скучать друг с другом и относить­ся друг к другу безразлично. Мы научились относиться с долей юмора к конфликтам, которые сначала были очень горькими для нас. И отчасти одна из причин, ко­торая позволила нам относиться к конфликтам с юмо­ром, заключалась в том, что мы всегда знали, что в нашей жизни есть нечто большее, чем супружеские от­ношения. Это значит, что если я действительно бешусь из-за Денизы, я должен уединиться на неделю, и она сделает то же самое, отдохнет от меня пару дней. Мы пойдем к друзьям или переключим свое внимание на ка­кие-то другие вещи. А теперь, в последние два месяца, когда возникает нечто подобное, мы говорим себе: «Че­рез два месяца мы собираемся отправиться практически на край света, туда, где мы будем изолированы от всего, к чему мы привыкли, и единственное, что у нас будет, — это мы сами и наши дети». И теперь, когда мы собира­емся ссориться по какому-нибудь поводу или Дениза делает что-то не так, как мне бы хотелось, и я сержусь на нее, я сразу думаю: «Мой Бог, хочу ли я отправляться с этой женщиной куда-то и жить где-то на краю света?» В некотором смысле город, городская жизнь, професси­ональная жизнь, друзья помогают снять излишнее на­пряжение, возникающее в супружеской жизни. И когда вы начинаете понимать, что такой поддержки у вас уже не будет, по крайней мере некоторое время, что вы от­правляетесь туда, где вы никогда не были раньше, где вы изолированы, где совершенно иная культура и вокруг вообще мало людей, тогда брак становится замкнутым пространством вокруг вас.

Например, есть два типа ссор, по крайней мере у нас, и подозреваю, что у многих других тоже. Один из них, когда вы действительно сердитесь и обижаетесь,— тогда вы чувствуете, что просто ненавидите друг друга. И весь гнев, который накопился из-за разных причин, выходит наружу. А другой тип ссор, когда что-то задевает нас за живое, настолько подлинное, истинное, во что мы верим, что мы не в силах больше терпеть и делать видимость, мириться с нечестностью, с неосуществлен­ными замыслами, которые продолжаются изо дня в день. И вы говорите: «У меня будет это, и на меньшее я не согласен».

И это происходит сейчас, когда мы говорим: «Боже, это нужно исправить, или это будет смертельным для нас». Это наш последний шанс, может быть, это слишком драматично звучит, чтобы решить, действительно ли наши проблемы настолько неразрешимы, что мы не можем жить вместе. Потому что теперь нам действительно придется жить вместе. И в ближайшие два-три года не сможем играть в супружеские игры. Мы должны будем на самом деле «приклеиться» друг к другу, как никогда преж­де. Вот о чем я говорю.

Я (к Денизе). А что ты думаешь по этому поводу?

Дениза. Я с ним согласна, хотя не думала об этом именно таким образом. Кое-что из этого знакомо, потому что я слышала это во время нашей последней ссоры, но это звучало не так окончательно.

Я. Расскажи об этом немного подробнее.

Дениза. Эрик сказал, что все это пришло ему в голо­ву во время нашей последней ссоры. Я реагировала, но я не провоцировала его — он сам пришел к этому. Я пред­полагала, что будет трудно, но я не думала, что это вообще может разрушить наш брак и повлиять на него больше, чем что-либо другое. Вот в чем разница. Мне не кажется, что это может разъединить нас больше, чем что-то еще. Мы уже прошли через такие испытания огнем и не раз собирались расстаться, так что уже со всем справимся.

Эрик. Хорошо, скажу. Почему это важно для меня. Я считаю, существует все-таки большая разница между тем, как ты отправляешься в другую страну и как я отправляюсь в другую страну. Ты вполне уверена и зна­ешь, чего ты хочешь и что ты найдешь это там. Ты соби­раешься завести себе участок земли и копаться себе на нем, то есть ты собираешься заниматься какими-то очень простыми и естественными вещами, о которых ты давно мечтала. И все это сосредоточено вокруг семьи. И в этом ты чувствуешь себя вполне уверенно и спокой­но. Прекрасно. Но я еду с совершенно другими чувства­ми, связанными с работой, которой мне предстоит там заняться. Для меня очень много значат каждодневные радость и энтузиазм, связанные с общением с моими друзьями, поддерживающими и вдохновляющими меня, профессиональными успехами, работой и общением со студентами. Очевидно, это связано с тем, что я очень люблю то социальное окружение, с которым нам прихо­дится общаться. Но я не думаю, что то же самое будет и там. По крайней мере, некоторое время нам придется чувствовать себя иностранцами в чужой стране, а мне еще будет и очень одиноко в плане интеллектуального общения. Я не думаю, что сразу встречу там людей, с ко­торыми смогу найти общий язык. Я думаю, что это опять будет очень непростой путь поисков друзей и уста­новления связей, очень медленный путь по узкому и длинному мосту. И значит, что поддержку мне придет­ся получать только дома, рассчитывая только на тебя и на детей. Поэтому, рассматривая все эти возможности, я говорю: «Bay! У нас все должно получаться. Поскольку если я начну сердиться дома, то это будет настоящий ад». Я не смогу переключаться на что-то другое — вот в чем дело.

Эрик. Меня посетила еще одна мысль, когда мы лете­ли сюда. Мне кажется, что мы прошли через три основные стадии в нашем браке.

Эрик. Для меня совершенно очевидно, что первая стадия нашего брака, все наше поведение, ожидания и отношение друг к другу определялись социальными пра вилами. Я имею в виду, что, когда мы вступали в брак, у нас уже были некоторые готовые представления о том, как мы должны относиться друг к другу и что чувствовать, какие у нас должны быть сексуальные отношения, как часто они должны быть. Мы были научены не только родителями, но и всей нашей культурой, что мужчина — это тот, кто много занимается сексом, ну и соответствен но относится к другим. И мы жили в соответствии с этой структурой общественных правил, по некоторому готово­му шаблону, приблизительно пять или шесть лет, пока это совершенно не разрушило нас. В целом это оказалось катастрофическим для нас. И что говорить, если Дениза закончила психическим расстройством, а я мучился и был совершенно несчастным.